Итальянская кампания наполеона кратко. Итальянская кампания (1796—1797). Четвёртое наступление австрийцев

Здравствуйте, товарищи. Сегодня хотелось бы поговорить о книге Олега Валерьевича Соколова «Первая Итальянская кампания Бонапарта 1796-1797 годов».

Во-первых, с чего это вдруг нам надо читать, и нам интересно читать, про вражину Наполеона I Бонапарта, да ещё и про его какую-то далёкую Итальянскую кампанию в конце XVIII века, когда он ещё даже Императором не был, и даже не был Первым консулом? Дело в том, что Наполеон оказал серьёзнейшее влияние в том числе и на российскую историю. Не будем забывать, что вот эта эпоха - с 1796 по 1815 - недаром называется эпохой Наполеона, заметьте: не герцога Веллингтона, не Александра Первого, а именно Наполеона. Ну потому что, что делать - самой яркой фигурой политики того времени был именно Наполеон Бонапарт. И конечно же, если говорить о нём, мы всегда приходим к его печально знаменитой войне 1812 года, с которой, собственно говоря, и началось его падение. Ну а военный гений Наполеона выковывался именно там, на севере Италии, в 1796-1797 годах, когда он, повторюсь, не был ещё ни Императором, ни Первым консулом - был просто юным генералом. И не поняв, в каких условиях он отточил и проявил свой талант, свой гений полководца, который всколыхнул весь мир, без преувеличений, мы не поймём, собственно говоря, с кем мы сражались, что это был за человек.

А кампания интереснейшая, потому что буквально только что отгремела Великая Французская революция, на смену революционному правительству пришло правительство Директории, при этом все соседи, которые только могли, откликнулись на призыв свергнутого короля Людовика и пошли воевать с революционной Францией, и казалось бы, шансов-то никаких у неё не было, потому что она была буквально вся в кольце врагов - от Англии до Пруссии, от Саксонии до Испании и королевства Сардинии. Вся эта армада ополчилась на революционную Францию.

Ополчилась, кстати, и Россия, правда, умная императрица Екатерина Вторая только выказывала недовольство, что революция - это очень плохо. Ну и понятно, что Европа исчерпала лимит на революции, поэтому вот эти вот попытки жалкие нужно, конечно, сразу задавить. Но будучи прагматичной женщиной, Екатерина Великая какие-то практические шаги предпринимать не совсем спешила, прямо скажем. Поэтому разбирались в Европе с молодой Французской Республикой европейские же монархи.

Да, и скажу сразу ещё раз, что на первый взгляд, у Франции не было шансов - её должны были раздавить буквально в течение месяца, много - двух-трёх, но революционный порыв и новая организация общества дали такой толчок, в т.ч. и французской военной силе, что за короткое время под ружьём оказалось около миллиона солдат - это небывалое дело для мировой истории того периода. Таким образом одна страна смогла отбиться буквально на всех фронтах и перейти местами в решительное наступление. Правда, конечно, как мы понимаем, резкие мобилизационные усилия на долгом периоде не могут продолжаться - спринтом долго бегать нельзя, и на какой-то момент революция выдохлась, по крайней мере, во внешнем своём проявлении.

Как я уже сказал, революционное правительство сменило правительство Директории, всем сразу стало понятно, ну или не сразу, но по крайней мере быстро, стало понятно, что революция эта буржуазная, т.е. в интересах класса буржуазии, а отнюдь не всего французского народа, ну и французский народ, который находился в армии в это время, как-то потерял энтузиазм и начал в т.ч. массово дезертировать. Началось разложение армии, хотя, конечно, не принявшее катастрофических масштабов.

Но в это время на юге Франции на границе с Сардинским королевством, оно же королевство Пьемонт, вот там назревала очень сложная обстановка, потому что король Пьемонта был очень близким родственником свергнутому королю Людовику, активнейшим образом выступал за подавление революционных движений Франции, и именно туда прибывает молодой генерал Бонапарт. Когда я говорю «молодой», я это и имею в виду - на момент принятия командования всей Итальянской армией, т.е. французской армией, работавшей на итальянском направлении, Наполеону Бонапарту было 26 лет. Люди тогда, конечно, взрослели серьёзно раньше, чем сейчас, но всё-таки главком в 26 лет - это, прямо скажем, круто!

Бытует мнение в историографии, причём в историографии ещё XIX века, которая берёт начало прямо оттуда, из наполеоновских войн, что Наполеон был просто беспринципный карьерист и поехал в Италию делать карьеру. Ну конечно, Наполеон был немного карьерист, потому что если бы он не был карьерист, он бы в 26 лет генералом не стал, но воевать в Италию он поехал не только по карьерным соображениям, потому что Наполеон в это время был командующими внутренними войсками Франции, т.е. тем корпусом, который стоял в Париже, буквально в самом сердце страны, и только что его пушки - напомню, что Наполеон был артиллеристом - только что его пушки разгромили роялистское, т.е. промонархическое восстание, именно после чего Наполеон получил звание бригадного генерала. И в общем-то, карьера уже сложилась, потому что лучше всего карьеру делать, вы понимаете, в столице. И Наполеон вместо того, чтобы остаться в столице, выезжает в очень неспокойный, прямо скажем, крайне непростой театр военных действий - в Северную Италию, принимая чин Главнокомандующего. И вот обо всём об этом рассказано в книжке Олега Валерьевича Соколова.

Кто такой О.В. Соколов? Это автор, который в представлениях знающим людям не нуждается, но т.к. я уверен, что у нас не все с ним знакомы, не все читали его книжки, представлю этого человека: О.В. Соколов - это ведущий специалист по истории наполеоновских войн в мире. Когда я говорю «в мире», я совершенно не преувеличиваю, не шучу - так оно и есть, потому что в своё время, когда французское телевидение снимало фильм о Египетской кампании Наполеона, главным историческим консультантом на французском телевидении был О.В. Соколов, потому что во всей Франции нет ни одного специалиста по истории Наполеона его уровня, хотя там есть масса хороших специалистов. За заслуги перед французской историей Соколов получил Орден Почётного Легиона. Кроме того, что очень важно, О.В. Соколов - это основатель движения военно-исторической реконструкции вообще в России: с 1976 года у нас существует Ассоциация любителей наполеоновской эпохи, которая потом превратилась в Военно-историческую ассоциацию России, из которой, собственно говоря, выросли все реконструкторы, которые вообще у нас есть в России. А придумал их вот он, по крайней мере, на нашей территории. Т.е. человек разбирается в изучаемой, излагаемой им эпохе далеко не только как кабинетный учёный, хотя повторюсь: кабинетный учёный он совершенно замечательный, но и как практик, который буквально все города и веси, по которым прошла армия Наполеона, прошёл сам ногами и копытами своего коня, знает, как носить мундир, что такое бивачная жизнь, что такое поход, как выглядят регламент и армейский артикул того времени в настоящей жизни, и, собственно говоря, когда мы читаем его книги, в т.ч. и эту, владение фактурой сквозит буквально между двумя каждыми строками.

О самой книжке: издана она в 2016 году московско-петербургским издательством «Кордегардия», которое вообще работает на производстве книг о военно-исторической тематике, о чём, в общем-то, несложно догадаться, исходя из названия.

Структурирована книга хронологически, всё начинается с описания революционных войн: первая глава - «Война революции». Вторая глава посвящена как раз молодому генералу Бонапарту: глава 2 «Новый командующий». Глава 3 описывает состояние Итальянской армии до прибытия Бонапарта, момент его прибытия, что он из себя представлял, сколько там было людей, в каком она была состоянии, и что было со снабжением.

Это потрясающе интересно и потрясающе важно, потому что мы всегда привыкли считать, что пока не пришёл Бонапарт, итальянская армия находилась в ужасном состоянии, это был просто какой-то уже полуголодный сброд, а не солдаты, натурально банда, которую только Бонапарт смог привести в чувство и повести к победам. Тут же ведётся рассказ о противниках - об австрийском Главнокомандующем Болье и его армии и о сардинской армии, которую опять же, ещё с XIX века, принято в таком легендарно-мифическом виде представлять, как сборище каких-то замшелых старпёров-ретроградов, которые ничего не знают, кроме линейной тактики, причём линейной тактики, которую выстраивают только на столе и на карте, двигая стрелки и фигурки, а когда оказываются в реальных боевых условиях, просто теряются и не знаю, что делать. И тут такой ловкий Наполеон их обойдёт с правого фланга, с левого фланга, и тут же всех победит. Это совершенно не так, хотя, конечно, свои недостатки и у австрийской, и у сардинской армии были, но это были профессиональные военные, хорошо обученные, неплохо укомплектованные, имеющие боевой опыт, возглавляемые очень толковыми военачальниками, которые, правда, конечно, до уровня Наполеона не дотянули. Об этом рассказано на документах в книге Соколова. Вот такие таблицы в главах об армиях приведены, где наглядно изложено, какое количество бойцов в каких полках, в каких батальонах было, какие номера батальонов, номера полков, имена командиров. Это вот у нас расписание австрийской на состояние 30 марта 1796 года, а это боевое расписание сардинской, т.е. пьемонтской армии на то же время. И так буквально по всем значимым событиям автор подводит через описание контекста, через описание местности, через описание противостоящих командующих к таблице с росписью сил: буквально какой батальон против какого стоял, что происходило и почему это происходило именно так.

Глава 5: «Моя знатность начинается с Монтенотте… 12 апреля» - это цитата из Наполеона самого, который говорит о первом выигранном сражении при Монтенотте. Монтенотте - это «Ночная гора» значит.

Глава 7: «Дего, 14-15 апреля». Глава 8: «Чева и Сан-Микеле, 16-19 апреля». Глава 9: «Мондови, 21 апреля». Глава 10: «На Турин!» Глава 11: «Кераско». Глава 12: «Итоги».

Собственно говоря, это список блестящих побед, хотя, конечно, со своими сложностями. Не нужно думать, что путь Наполеона был выстлан розами - нет, это далеко не так, но тем не менее, это вот список блестящих побед, в которых выковался сначала стратегический, а потом и тактический гений Наполеона.

Книга наполнена буквально вся цитатами, ссылками на архивные документы, причём, опять же, О.В. Соколов ценен тем для нас, как для читателей, что он постоянно работает во Франции. Если мы неплохо, относительно неплохо, конечно, знаем публикации наших, отечественных документов, посвящённых тому времени, то французские документы нам, как правило, недоступны, потому что мы, как правило, опять же, не ездим в Париж покопаться в архивах, а Соколов как раз этим и занят - ездит и копается, блестяще знает французский язык, и поэтому грамотно переводит тексты, которые приводит в своих работах. Поэтому изложено всё буквально со всех сторон: с итальянской стороны, с сардинской стороны, с австрийской стороны, с французской стороны, что, конечно же, важно.

Несмотря на очень небольшой объём - 172 страницы, затронуты подробности самые неожиданные: буквально, начиная от сложностей, которые встали перед будущим Императором Наполеоном в нумерации бригад, которые оказались под его командованием. Напомню: из-за катастрофической убыли личного состава в Итальянской армии, да и не только в Итальянской - это дезертирство, просто военные потери, болезни - пришлось формировать т.н. полубригады, куда сводились остатки имеющихся соединений. Это называлось «амальгамирование». Например, знаменитая 21-я полубригада стала впоследствии не менее знаменитым, а может, и более знаменитым 32-м линейным полком империи, который прошёл всё значимые кампании или, по крайней мере, большинство значимых кампаний Наполеона. И как теперь это называть - 21-й полубригадой или 32-м линейным полком? Потому что это же напрямую взаимосвязанные соединения. Вот нам такие тонкости и сложности в т.ч. раскрыты в этой книге.

Читать, несмотря на то, что это такое сочное научное произведение, именно научное, легко. Написано отличным литературным языком, читается натурально как детектив или приключенческий роман, что особенно ценно - не просто основанный на настоящих событиях, а излагающий нам настоящие события так, как они происходили.

Масса фотографий, сделано в т.ч. и самим автором по местам, где проходил Бонапарт, масса портретов: Поль Баррас - член Директории, фактически глава Франции своего времени, вот он. Различные крепости, карты секретные. Словом, читать одно удовольствие! Такого количества информации по теме, наверное, вы нигде не почерпнёте. Причём в очень небольшом объёме изложенном.

Единственный недостаток, который я смог найти в этой книге, - это очень странное издательское решение: это вот такой маленький шрифт на страничках, собственно, где изложена сама фактура книги, наверное, кегль 10, а то и 9, и при этом ссылки представлены вот таким здоровенным 14-ым кеглем. Зачем это было сделано, я, честно говоря, не берусь судить. Но это, в конце концов, замечание по форме, к содержанию не относится, а содержание блестящее, поэтому обращайтесь в издательство «Кордегардия», ссылка внизу, приобретайте, читайте, дарите своим близким.

Олег Валерьевич Соколов, «Первая Итальянская кампания Бонапарта, 1796-1797. Часть I. Битва за Пьемонт». Будет ещё и вторая часть.

9 термидора (27 июля) 1794 г. в Париже произошел государственный переворот, диктатор Максимилиан Робеспьер был арестован. На следующий день он и ряд его приверженцев, включая брата Огюстена, Сен-Жюста и Кутона, были казнены без суда и следствия.

За Наполеона вступился его приятель - корсиканец и масон Салечетти. Через две недели генерал был освобожден. Военное министерство предлагает Бонапарту отправиться воевать в Вандею. Честолюбивый генерал понимает, что в борьбе против повстанцев он не получит ни славы, ни популярности у французов. Он отказывается и вынужден уйти в отставку.

Летом 1795 г. отставной генерал случайно оказывается в «хижине» Терезии Тальен, жены одного из вождей термидорианцев Жака Тальена. «Хижина» госпожи Тальен была в то время самым влиятельным политическим салоном: его постоянными посетителями были Баррас, Фрерон, преуспевающий молодой финансист Уврар. Там не только ухаживали за женщинами и пили вино, но и между двумя бокалами намеками договаривались о решении важнейших государственных вопросов.

Терезия и ее ближайшая подружка Жозефина Богарне обратили внимание на «замухрышку» («grin galet» - прозвище Наполеона). Во время роялистского мятежа 12 вандемьера (4 октября) Жозефина порекомендовала Бонапарта своему любовнику главе Директории Баррасу. «Замухрышка» подавил бунт картечью.

Подружки правильно оценили генерала, и 9 марта 1796 г. Бонапарт женился на Жозефине, а Баррас дал своей подруге в приданое Итальянскую армию, и уже через три дня после свадьбы новый командующий выехал к месту службы. 27 марта он прибыл в Ниццу. В этот день началась новая глава мировой истории.

В армии Бонапарта встретили насмешками, называли «воякой из прихожей» и «генералом алькова». Как мы уже знаем, в известной степени это так и было. Но не следует забывать, что Бонапарт уже давно готовился к походу в Италию. С 1794 г. он тщательно разработал несколько вариантов планов наступательных операций в Италии. За два года он в совершенстве изучил карту будущего театра военных действий. Клаузевиц говорил, что Наполеон «знал Апеннины как собственный карман».

План Бонапарта в главном был прост. В Италии французам противостояли две основные силы: австрийская армия и армия пьемонтского короля - «привратника Альп», как называл его Бонапарт. Задача состояла в том, чтобы разъединить эти силы, нанести решающий удар в первую очередь по пьемонтской армии, принудить короля к миру, а затем обрушиться всей мощью на австрийцев.

Для начала Наполеон расстрелял несколько десятков воров-интендантов, что пришлось по нраву голодным и раздетым солдатам.

9 апреля 1796 г. Бонапарт двинул свои войска через Альпы. 12 апреля 1796 г. французы разбили австрийцев близь Монтенотто - «Ночной горы». Это была первая победа Итальянской кампании. Позже Наполеон говорил с гордостью: «Наша родословная идет от Монтенотто».

Однако в Вене хоть и были озадачены, но все же считали происшедшее случайностью. Русский посол в Вене граф Разумовский 12 (23) апреля 1796 г. доносил в Петербург: «Войска генерала Аржанто потерпели некоторую неудачу в деле у Монтенотто…, но это не имеет никакого значения».

А 14 апреля в сражении при Миллезимо французы нанесли удар по пьемонтской армии. Трофеями победителей стали 15 знамен, 30 орудий и 6 тысяч пленных.

Первая тактическая задача была достигнута - австрийская и пьемонтская армии были разделены. Теперь перед французами открывались дороги на Турин и Милан.

22 апреля Бонапарт нанес сардинцам страшное поражение при Мокдави. Австрийская армия спешила перекрыть подступы к Милану.

Король Виктор-Амадей III вступил в переговоры с Бонапартом, и 28 апреля перемирие с Пьемонтом было подписано. Условия перемирия были довольно суровы для побежденных: пьемонтский король отдавал Бонапарту две свои лучшие крепости и целый ряд других пунктов. А окончательный мир с Пьемонтом был подписан в Париже 15 мая 1796 г. Пьемонт обязывался не пропускать через свою территорию ничьих войск, кроме французских, не заключать отныне ни с кем союзов, уступал Франции графство Ниццу и всю Савойю. Помимо этого граница между Францией и Пьемонтом «исправлялась» к большой выгоде Франции. Также Пьемонт обязывался доставлять для французской армии все нужные ей припасы. Пьемонтская милиция была разоружена, а регулярные войска распределялись по гарнизонам так, чтобы никак не тревожить французскую армию.

Подробное описание блистательной итальянской кампании Бонапарта выходит за рамки нашей книги. Поэтому я лишь скажу, что к концу марта 1797 г. австрийские войска потерпели серию поражений и были выброшены из Северной Италии.

В ходе войны Генуэзская республика держала нейтралитет, а у Бонапарта было лишь 15 тысяч солдат для «успеха революции в Генуе» .

Когда же австрийцы были разбиты, Бонапарт придрался к тому, что «пять французских торговых судов были захвачены в сфере огня генуэзских батарей без того, чтобы последние оказали им помощь» . Речь идет о пиратских действиях англичан. Генуэзские сенаторы - люди мудрые: они мгновенно осознали суть проблемы и уплатили французам «4 миллиона контрибуции». Обрадованный генерал «увеличил» территорию республики «императорскими поместьями и областью Масса-ди-Каррара для получения от нее контингента в 2400 человек пехоты, 400 кавалеристов и 200 артиллеристов» .

Таким образом, Бонапарт получил 3 тысячи человек подкрепления и поссорил герцогство с австрийцами. Кстати, если французские части формально подчинялись Директории, то присоединившиеся генуэзцы - лично генералу и формально Сенату, а сие было очень важно, поскольку Директория уже думала, как сместить вышедшего из-под контроля «замухрышку».

Перемирие с Пьемонтом, заключенное 28 апреля 1796 г., не удовлетворяло Бонапарта, и 1 марта 1797 г. в Болонье он подписал Пьемонтский союзный договор. Король получал от республики гарантию целостности своих владений, предоставлял французской армии контингент в 8 тысяч человек пехоты, 2 тысячи кавалерии и 20 пушек. Туринский двор поспешил выставить свой контингент, который предполагалось послать с французскими войсками в Каринтию, но Директория медлила с ратификацией этого договора, поэтому контингент оставался в Пьемонте около Новары в течение всей кампании 1797 г.

По Миланскому перемирию от 17 мая 1796 г прекратилось состояние войны с герцогом Моденским. Герцог, преданный австрийцам, уехал в Венецию, а регентство, управлявшее его государством, пропустило в осажденную французами Мантую несколько обозов с продовольствием в начале августа и конце сентября, когда блокада была уже снята.

Бонапарт объявил, что Миланское перемирие было нарушено регентством, снабдившим продовольствием Мантую. Он приказал своим частям занять все три герцогства - Реджио, Модену и Мирандолу - и 4 октября по праву завоевателя провозгласил их независимость. Это решение значительно улучшило положение армии, так как теперь регентство было заменено временным правительством, всецело преданным французам.

Великий герцог тосканский стал первым в Европе государем, признавшим Французскую республику. Когда французская армия заняла Италию, он находился с Францией в мире. Его владения, расположенные по другую сторону Апеннин, не играли никакой роли на театре военных действий. Тем не менее Бонапарт ввел в порт Ливорно ограниченный контингент - три батальона (1800 человек). Основания: «это было сделано с целью изгнать оттуда английскую торговлю и облегчить борьбу за освобождение Корсики; в остальном владения Тосканы остались неприкосновенны» .

Ну а затем в Болонье Бонапарт подписал с представителем герцога договор, по которому французский гарнизон из Ливорно выводился, а взамен «великий герцог в уплату старых расчетов передал в армейскую казну два миллиона» .

Обратим внимание на термин «в армейскую казну», то есть в карман генерала. Как видим, «замухрышка» начинает вести себя уже не как генерал, а как неограниченный монарх. Итальянские деньги и итальянские штыки сыграли важную роль в противостоянии генерала и Директории.

Говоря об отношении итальянцев к Наполеону, не будем забывать, что в королевской армии в 1789 г. состоял лейтенант Наполини Буона Парте, а офранцузил он свои имя и фамилию уже гораздо позже. Да и на Руси его помещики иначе как «Бонапарте» не называли вплоть до 1812 г.

Родным языком Наполеона был итальянский, точнее, корсиканский диалект итальянского, а французский он стал учить с 8 лет. До конца жизни Наполеон говорил по-французски с ошибками и итальянским акцентом. Зато его итальянский был идеален. Нетрудно понять, почему в конце XVIII века миллионы итальянцев видели в нем скорее своего земляка, чем француза.

5 июня 1796 г. было подписано перемирие с Неаполитанским королевством. Какое-то время заключению мира мешали «неуместные придирки Парижа» (то есть Директории) и интриги неаполитанского двора. «Наполеон не переставал торопить с заключением этого договора. Министерство иностранных дел в Париже требовало контрибуции в несколько миллионов, платить которую Неаполитанский двор резонно отказывался. Но в сентябре, когда стало известно, что союз Испании с Францией и освобождение Корсики от английского ига побудили Сент-Джемский [английский. - А.Ш. ] кабинет отозвать свои эскадры из Средиземного моря, вследствие чего господство в Средиземном море и в Андриатике перешло к тулонским эскадрам, - встревоженный неаполитанский двор подписал все, что хотела Директория, и мир был заключен 8 октября» 1796 г.

В январе 1797 г. Бонапарт создает Циспаданскую республику со столицей в Болонье. В нее вошли области Реджио, Модена, Болонья и Феррара, расположенные на правом берегу реки По.

Состояние войны Франции с Римом было прекращено Болонским перемирием 23 июня 1796 г., и Римский двор послал в Париж монсиньера Петрарки. Однако переговоры затянулись. Надежды на десятитысячную «папскую» армию у Святого престола были слабы, но Пий VI рассчитывал на 30-тысячную неаполитанскую армию. В конце концов, подобная неопределенность надоела Бонапарту, и в январе 1797 г. к Риму был отправлен корпус генерала Виктора. В его составе было 4600 французов и 4000 итальянцев.

3 июня генерал Ланн, командовавший авангардом французских войск, с ходу разгромил папскую армию в бою у городка Сеню.

Инструкция Директории запрещала всякие переговоры с Римом. Директория считала, что надо положить конец светской власти папы и больше этим уже не заниматься, что нельзя найти другого случая, когда бы виновность Римского двора была более очевидна, и что было бы безумием надеяться на искренний мир с клерикалами, до такой степени враждебными принципам, на которых зиждилась республика.

Но Бонапарт действовал в своих интересах. 19 февраля 1797 г. в Толентино Наполеон продиктовал представителю римского папы кардиналу Маттеи и его коллегам условия мира. По этому договору папа отказывался от легатств Болонья, Феррара и Романья и обязывался выплатить Франции контрибуцию, а также отдать лучшие картины и статуи из своих музеев. В письме Директории от 19 февраля, сообщая об условиях мира, предусматривавших контрибуцию в 30 миллионов ливров, Бонапарт небрежно замечал: «Тридцать миллионов стоят в десять раз больше Рима, из которого мы не могли бы вытянуть и пяти миллионов».

Несмотря на целый ряд поражений, австрийская армия была еще достаточно сильна. Поэтому в переговорах с империей Бонапарт решил посулить Вене пряник, которым должна была стать Венецианская республика.

В 1792 г. державы коалиции предлагали Венеции принять участие в войне. Но это вопрос не вызвал серьезных дискуссий в сенате: все единодушно были за нейтралитет.

Но Бонапарт всегда находил повод для нападения. Как и в случае с Генуей, венецианцев обвинили в том, что австрийские корабли захватили французского корсара «у самых батарей венецианского форта Лидо», то есть должны были вмешаться, но не вмешались. Нашлись и какие-то французы, убитые в Венецианской области. В итоге 16 мая 1797 г. французские войска генерала Бараге д"Илье заняли Венецию.

По приказу Бонапарта к Ионическим островам была отправлена эскадра из трофейных венецианских кораблей, ядром которой были шесть 64-пушечных кораблей. На суда эскадры погрузили четыре пехотных батальона и шесть артиллерийских рот под командованием генерала А. Жантийи. Руководил экспедицией комиссар Директории историк-эллинист А.-В. Арно. По поручению Бонапарта он сочинил следующее воззвание к жителям Ионических островов: «Потомки первого народа, прославившегося своими республиканскими учреждениями, вернитесь к доблестям ваших предков, верните престижу греков первоначальный блеск… и вы обретете вашу доблесть античных времен, права, которые вам обеспечит Франция, освободительница Италии».

Подойдя к Корфу, французы увидели на берегу множество вооруженных греков. На берег на шлюпке отправился один Арно. Его речь вызвала у населения Корфу бурю оваций. Греки радостно приветствовали высадку французских войск.

Республиканцы приступили к «демократизации» Ионических островов. Население с энтузиазмом отнеслось к посадке «деревьев свободы» и плясало вокруг них. Устраивались Олимпийские игры и т. п. Однако контрибуция в 60 тысяч талеров, наложенная на жителей Ионических островов, пришлась им явно не по вкусу. Кроме того, французское командование совершило непростительную ошибку на островах, грубо пропагандируя атеизм и культ «высшего разума». В итоге православное духовенство стало подстрекать население к мятежу.

13 февраля 1798 г. трофейная венецианская эскадра в составе 11 кораблей и 6 фрегатов под командованием вице-адмирала Ф. Брюйеса ушла в Тулон. На Корфу французы оставили один корабль и один фрегат.

«Лев св. Марка и Коринфские кони были перевезены в Париж. Венецианский военно-морской флот состоял из двенадцати 64-пушечных кораблей и стольких же фрегатов и корветов» .

17 октября 1797 г. в Пассериано близ деревни Кампо-Формио в Северной Италии генерал Бонапарт и граф Кобенцль подписали мирный договор. По условиям мира границами Французской республики признавались ее «естественные пределы»: Рейн, Альпы, Средиземное море, Пиренеи, Атлантический океан. По договору, вассальная Франции Цизальпинская республика была образована из Ломбардии, герцогств Реджио, Модена, Мирандола, из трех легатств - Болонского, Феррарского и Романского, из Вальтелины и части венецианских владений на правом берегу Адидже - Бергамо, Брешиа, Кремона и Полезина. Австрия также признавала Лигурийскую республику (бывшую Генуэзскую республику). Ионические острова отходили к Франции.

Австрия в качестве компенсации получила город Венецию и венецианские области на левом берегу Адидже, а также владения Венецианской республики в Истрии и Далмации. Этим население Габсбургской монархии увеличивалось больше чем на два миллиона человек.

Герцог Модены Эрколе III, лишившийся своих владений в Италии, получил герцогство Брисгау в южной Германии.

Блестящая кампания генерала Бонапарта за 18 месяцев изменила карту Северной Италии больше, чем за 500 предшествующих лет. Эти месяцы вполне можно назвать «звездными часами человечества».

Которая принесла решающую победу на Итальянском театре военных действий.

Энциклопедичный YouTube

1 / 5

Завоевание Ломбардии. Олег Соколов - Первая Итальянская кампания Наполеона [Выпуск №2]

Битва за Пьемонт. Олег Соколов - Первая Итальянская кампания Наполеона [Выпуск №1]

Битва при Кастильоне 1796 года. Олег Соколов - Первая Итальянская кампания Наполеона [Выпуск №3]

Битва при Арколе. Олег Соколов - Первая Итальянская кампания Наполеона [Выпуск №4]

Олег Соколов о походе Суворова в Италию, часть 1: Адда

Субтитры

Всем привет! После долгого отсутствия мы возвращаемся, и возвращаемся мы в Италию к увлекательным приключениям армии Наполеона и самого молодого Бонапарта в Северной Италии. Олег Валерьевич, здравствуйте. Добрый день. С нетерпением ждал. Я рад отправиться с вами снова в Италию – там яркое солнце, красивые пейзажи. Отлично! Но прежде чем отправиться в Италию, мне бы хотелось сказать несколько слов, во-первых, мне бы хотелось обратиться к нашим зрителям: я был просто потрясён тем количеством людей, которые смотрят и которые пишут положительные рецензии, тем количеством людей, которым понравилось – это просто потрясающе! Если есть какой-то маленький процент людей, которым не понравилось, если бы его не было, тогда бы я не верил вообще, что всё остальное – это правда, понимаете. Остановите планету, я сойду. Вот именно. В общем, это просто прекрасно, я рад, что то, что мы сейчас делаем, полезно людям, и поэтому хочется делать, хочется делать это как можно более интересно, так чтобы это было интересно, полезно, а тема, конечно, очень, по-моему, увлекательная. Но возвращаясь всё-таки к некоторым замечаниям: я хотел бы сказать по поводу роста Наполеона. Понимаете, здесь были вот такие по поводу роста Наполеона, что понимаете, автор-то, типа, неправильно, не знает, и говорили, что в футах и в дюймах это будет вот на самом деле столько. Дело в том, что… В смысле, меньше чем заявлено? Да. Дело в том, что футы-то и дюймы существуют французские и английские, и дело в том, что во Франции, разумеется, измеряли во французских футах, а французский фут 325 мм, а английский фут 305 мм. На самом деле там 324, там ещё с копейками долгими, т.е. почти 325, так же как и английский – 304 с копейками. Ну так вот, соответственно, дюйм французский 27,2 мм, английский – 25,4 мм. И вот рост Наполеона был измерен, сейчас мы не будем о военных его школах, а вернёмся уже к главному – к тому, что рост Наполеона взрослого, он был измерен после смерти, и во французских футах он 5 футов 2 дюйма и 4 линии, что если посчитать прямо до копеечек – 168,79 см. Ну естественно, нужно округлить до 169. И он был измерен также в английских – 5 футов 7 дюймов, что составляет по-английски 1,70 м. Ну естественно, что есть погрешности, плюс-минус. Грубо говоря, вот это вот 1,69-1,70 м – это рост Наполеона. Это абсолютный документ, это запротоколировано измерение, поэтому сомнений здесь нет, есть только единственное сомнение – насколько он, так сказать, тут говорят, что позвонки с возрастом спрессовываются. Я не медик, не знаю, но вроде медики так говорят, и что, соответственно, если у него было 1,69-1,70 м, значит, очевидно, в жизни у него было 1,70-1,71 м. И ещё раз повторяю: то, что рост, мы уже говорили, средний рост его армии 1,65 м, средний рост русской армии 1,60 м, а средний рост населения русского и французского ещё меньше, чем рост армии. Это возвращаясь к напечатанному. Следующее, что мне бы хотелось сказать, что всё, что я здесь рассказываю, это не прочитанные 2-3 книжки и пересказ, это посвящены десятки лет исследований, и прежде всего, и всегда, говоря о том, что я сейчас вам буду рассказывать, и своим студентам я всегда говорю, что для меня главная путеводная звезда – это синхронные документы, т.е. документы, которые написаны… вот если сейчас мы компанию 1796-го года, что писали тогда, в 1796 году люди, которые командовали французской армией, которые командовали австрийской армией, население местное и т.д. Разумеется, самые главные источники – это приказы, то, что несомненно. Вот если приказано наступать на Кремону, это значит, что не приказано наступать на Милан, понимаете, это несомненные вещи. Приказы, разумеется, рапорты официальные, но здесь мы уже понимаем, кому направлен этот рапорт: ясно, что командиру если направят рапорт, там будут воспевать свои подвиги. Ну это понятно, что нужно сразу вносить соответствующие корреляции, но всё равно, этот рапорт написан в это время. Зато что точно в рапорте – откуда он направлен. Скажем, если рапорт подписано, что он написан был в Пьяченце, это значит, что полк стоял в это время в Пьяченце. Это первое, ну потом, разумеется, дневники, записки, письма этого времени, т.е. всё, что исходит из этого времени, потому что мы знаем, что пройдёт несколько лет, и люди уже во многом изменят свою позицию по отношению к тому, что происходит. Поэтому смотреть на события, как смотрели люди того времени, в котором происходит событие. Дальше: разумеется, нужно только на основе, скажем, если мы потери, положим, что потеряли австрийцы, смешно, я, конечно, больше работаю с французскими документами, ну потому что, можно сказать, французский у меня второй родной язык, но я, разумеется, работаю с документами австрийскими. К счастью для меня, австрийцы большую часть своих документом написали на каком языке? На французском. Ну конечно. Вы знаете, вот сейчас я занимался как раз в архиве рапортами Кутузова, 1805 год, в который раз пересматривал, так они все на французском, Михаил Илларионович пишет. А чего на русском писать? Он же пишет, чтобы все могли прочитать. Рапорты Александру, Чарторыйскому, Разумовскому на французском языке. Даже внутренние иногда войсковые рапорты на французском языке. Ну и у австрийцев то же самое. Но если нужно, можно разобрать и на немецком, но разумеется, местные документы и т.д., всё это сравниваем. Если потери мы оцениваем австрийцев, сегодня мы будем говорить о сражении при Лоди, разумеется, только на основе того, что пишут австрийские отчёты, а не то, что французам там показалось. Соответственно, так же и потери французов только на основе того, что пишут французские отчёты. А уж насколько они верны, это уже сравнивая, оценивая, исходя из многих параметров, ты понимаешь, где здесь больше правды, где здесь меньше, но это уже чувствуешь всё это, анализируешь. Это называется критический анализ источника, в целом. Совершенно верно. И наконец следующее: рассказывая о военных событиях тех времён, я буду, тоже как многие просят, говорить о некоторых технических подробностях, потому что сейчас не всем очевидны некоторые технические данные той эпохи, и чтобы понять стратегические и тактические моменты, необходимо говорить о том, как это всё выглядело на поле боя, и мы об этом будем говорить. Но сегодня мы скорее поговорим о той части, которая касается осадной войны. Но всё равно мы будем говорить обязательно о тактике, о характеристике различных видов вооружений. Но вот говоря о тактике, мне бы хотелось сказать следующие: дело в том, что у меня есть, может быть, больше возможностей, чем у некоторых других историков в этом вопросе. Почему – я уже говорил о том, что мне посчастливилось быть основателем движения военно-исторической реконструкции в нашей стране, я был первым, кто это начал, потому что пришли другие люди, потом пошли другие эпохи, но когда это начинал, я мечтал о том, мы будем устраивать огромные сражения, огромные реконструкции сражений – и вот мы их теперь устраиваем. Конечно, когда это сражение, ну там, где на площадке, скажем, реконструкции 300 человек, ну там, может быть, можно мало что почувствовать, но эксперимент уже начинается, когда мы переходим уже тысячи, и вот могу вам сказать, в 2015 году на поле боя при Ватерлоо нас было 5 тысяч человек – это совершенно чётко, это каждый учитывался человек. 5 тысяч, примерно поровну французов и англичан. Ну, французов, я имею в виду, из всех стран мира и англичан тоже из всех стран. Реконструкторов, которые были одеты в мундиры разных… Реконструкторов 5 тысяч, да, французов, англичан и пруссаков. Наверное, может быть, высокой оценкой того, что я делал в реконструкции, было то, что армия, в которой я был, французская, она командовалась, как ни странно, тремя русскими – мной и моими двумя коллегами, один командовал кавалерией, другой артиллерией, а я командовал всей французской пехотой. Ну, был, конечно, командующим, естественно, бельгийский организатор, но т.к. он поранился очень серьёзно, он упал с коня и пострадал, и он фактически, в общем, отдавал только самые общие распоряжения, т.е. я делал в соответствии с общим планом. Но общий план уже 18 июня 1815 года был составлен, поэтому оставалось только повторить всё это. Так вот, смотрите: под моим командованием было 1,5 тысячи человек. Полк фактически. Здесь даже ещё интереснее – они были сведены в условные батальоны, которые были… ну конечно, он меньше настоящего батальона, он там был 150-160-200 человек, но я должен сказать – знаете, я подробно изучаю, в кампаниях некоторых, когда уже понесли потери, есть батальоны, бывали и в то время по 200 человек батальоны, т.е. это ничего такого удивительного нет. Они и во вторую войну бывали по 200 человек. Ну т.е. вот – 8 батальонов примерно по 160, по 200 человек. 8 таких батальонов. Этим всем управляется в грохоте пушек. Пушек там порядка с каждой стороны по 40, всё грохочет, земля трясётся, люди не могут понять приказы, ты скачешь в дыму, в грохоте, адъютанты не понимают, что ты им говоришь, он передаёт приказ – тот неправильно понял… Все проблемы управления войсками мы смоделировали. Я себя чувствовал… ну зрителей я не видел, площадь была там почти кв.километр, вокруг меня был грохот, пушки, кони, офицеры, скачущие с приказами. Дым. Дым, пальба, крики, и управление – конечно, у нас не было смертельной опасности, ясно, что мне было проще, грубо говоря, в 10 раз. Я это прекрасно понимаю, но ведь можно скоррелировать, т.е. можно представить, а как это управляется, т.е. передвижение батальона, его развёртывание, построение в колонну, в линию, в каре, и как это всё действует на поле боя – я вот со всем этим столкнулся в реальности, и были там очень интересные эксперименты, но я об этом заговорю, уже когда мы дойдём, если мы, конечно, дойдём, я надеюсь, мы дойдём до этих событий, потому что мне их пришлось пережить прямо на своей шкуре, потому что я фактически вёл в атаку колонны Друэ д’Эрлона на плато Мон-Сен-Жан, и произошло это, прямо смоделировали настолько, что я был просто потрясён! Вот просто я оказался в той эпохе, в том мире, разве что там непосредственно трупов не валялось. Но были и люди, которые были ранены там, и т.д., это всё было передо мной непосредственно. Но вот это моделирование, мы, в общем, зашли далеко в этой области, и я знаю, что в Средневековье сейчас тоже ведь моделирование уже очень на серьёзном уровне. Я со своей стороны, как зритель, был как-то раз на Бородине во время реконструкции сражения – было, безусловно, интересно там повстречать старых друзей, но когда всё началось, я с интересом поглядывал на поле – там разворачивались батальоны, роты, и тут заработали пушки, которых было серьёзно меньше, чем на Ватерлоо 15 года, но всё равно через 10 минут я просто перестал что-либо различать. Я говорю: вот посмотрел так посмотрел! Да-да-да. Потому что всё заволокло дымом, и представить себе солдата, который находится на поле боя в клубах этого самого дыма, это да – солдату не позавидуешь, но сугубо не позавидуешь офицеру, которому нужно управлять сотнями людей – как до них докричаться? И тут сразу понимаешь, зачем нужна строевая подготовка. Ну да, без сомнений. Кстати, по поводу Аустерлица 2005 года мне зрители рассказали, что… ну они на трибунах, вип-трибунах, всё классно видно, и вдруг – бабах! И через 5 минут всё – был один дым, потому что там было пушек много … там было штук по 20, может, но всё равно было столько, что всё затянуло дымом. В общем, зрелище было красивое. Прекрасно! Зато огонь так в дыму. Когда видишь – батальон на тебя надвигается, и он стреляет, залп – это вообще! Особенно когда английские батальоны – они же, черти, стреляют быстро очень, быстро, чётко заряжают ружья, и вот этот вот батальон, который стреляет… До сих пор у меня в глазах этот батальон, который на меня надвигается и вух, вух – залпы, и всё это в дыму. Вы видите, знаете что – вы видите дым и в нём всполохи пламени, которые перекатываются по рядам. В общем, это всё реально, это всё мы ощутили. Круто! Да. Вот поэтому, может быть, и есть возможность у меня зрителям, нашим слушателям донести некоторые эпизоды тех войн, уже немножко попробовав. Я говорю, что немножечко, чуточку, но всё-таки. Ну что – в Италию? Давно пора! Отлично! Итак, мы с вами говорили то, что в ходе двух недель потрясающей, сокрушительной апрельской кампании Наполеона 1796 года Пьемонт был выведен из войны, вот посмотрите на карту Италии политическую, Пьемонт выбит из игры, и теперь кампанию нужно продолжить, почему – потому что впереди Миланская область. Миланская область принадлежит Австрии. Ломбардия. Да, Ломбардия, это центр Ломбардии, с 1714 года это австрийская, и разумеется, чтобы принудить Австрию к миру, нужно, очевидно, занять Ломбардию, чтобы потом, дальше появилась возможность наступать через Тироль на сами уже наследственные владения Австрии для того, чтобы угрожать Вене, для того, чтобы вынудить Австрию к миру. Итак, впереди у Наполеона Ломбардия. Как я уже говорил, в ходе кампании в Пьемонте первоначально Наполеон фактически вынужден был, учитывая состояние его армии, призвать, скажем так, солдат ну почти что, скажем, к грабительскому походу. Потом пришлось подтягивать дисциплину, и очень серьёзно. Но нужно сказать, что эту проблему ему придётся очень долго работать потому что армия, конечно, за те 4 года, пока до него она там воевала, она, в общем-то, пришла в такое состояние, что её нужно было… сложно навести идеальную дисциплину, но всё, что можно, делал. Но я хотел бы… насколько воззвание различается – то воззвание, с которым Наполеон обратился в начале кампании, мы его точно не знаем, потому что оно только в устной традиции, а вот теперь уже все воззвания Наполеона записаны, они все задокументированы, запротоколированы, более того, они издавались даже печатными, обязательно набирались, и это всё раздавалось и читалось… Как прокламации некие. Как прокламации, да. Так а по-французски так и называется. По-русски называют «воззвание», по-французски – «proclamation», «прокламация». Ишь ты! Да, так вот, прокламация после победы над Пьемонтом и перед новым периодом кампании. Обратите внимание, как уже по-другому… Я буду не всё читать, с некоторыми сокращениями, потому что такое у него красноречие Республиканской эпохи, с большими всякими перифразами. Итак, давайте послушаем: «Солдаты! В течении 2 недель вы одержали 6 побед, взяли 21 знамя, 55 пушек, несколько крепостей и завоевали самую богатую часть Пьемонта. Вы захватили 15 тысяч пленных, убито и ранено вами более 10 тысяч вражеских солдат. Лишённые всего, вы сами позаботились обо всём, вы выигрывали сражения без пушек, переходили реки без мостов, шли форсированным маршем без обуви, отдыхали без водки и часто без хлеба». Без водки и часто без хлеба! Ха-ха-ха! Ну без водки же вообще невозможно отдыхать, понятно же. «Только республиканские фаланги, только солдаты свободы способны перенести то, что перенесли вы! Да возблагодарят вас за это солдаты! Обе армии, которые недавно были смело атакованы вами, в страхе бежали от вас. Развращённые люди, смеявшиеся над вашей нищетой и радовавшиеся в своих мечтах успехам ваших врагов, смущены и трепещут. Но, солдаты, вы ничего не сделали, потому что у вас осталось ещё дело – ни Турин, ни Милан не взяты вами, прах победителей Тарквиния ещё топчут убийцы Бассвиля!» Послушайте: прах победителей Тарквиния ещё топчут убийцы Бассвиля! А солдаты знали, кто такой Тарквиний? Вот знаете, чтобы… кто такой Бассвиль – наверняка. Бассвиль – это Николя Жан де Бассвиль, французский посланник в Риме, убитый фанатичной толпой с январе 1793 года за то, что надел 3-цветную кокарду. Ну а Тарквиния – не знаю, может, им объясняли, что Тарквиний Гордый, такой нехороший римский тиран, последний римский царь. Вот мне кажется, что сейчас если солдатам что-нибудь такое сказать, они вряд ли воспримут это близко к сердцу – ну кто такой Тарквиний? Итак: «В начале кампании вы были лишены всего, теперь вы обильно снабжены, у врага взято много складов, к нам прибыла полевая осадная артиллерия. Конечно, самые большие препятствия позади, но впереди ещё битвы, которые мы дадим, города, которыми мы овладеем, реки, которые нужно будет форсировать. Неужели среди вас найдутся такие, мужество которых ослабеет, неужели вы предпочтёте вернуться на вершины Альп и Апеннин, чтобы слушать оскорбления со стороны солдатни врага. Нет, не может быть таких среди победителей при Мондови! Друзья, я обещаю вам победу, но при условии, которое вы поклянётесь выполнить – вы будете уважать народ, которому несёте свободу, вы сами будете останавливать ужасные грабежи, которые пытаются организовать негодяи, подстрекаемые нашими врагами. Без этого вы не будете освободителями народов, а их бичом, вы не будете гордостью. Французского народа, а будете его позором. Победы, отвага, успехи, кровь наших братьев, погибших в бою – всё это будет потеряно, а вместе с ними честь и слава. Грабители будут безжалостно расстреляны, и уже многие из них были казнены». «Народы Италии, французская армия идёт, чтобы разбить ваши цепи, французский народ – это друг всех народов, встретьте же её с доверием. Ваша собственность, ваша религия, ваши обычаи будут уважаться. Мы ведём благородную войну только с тиранами, которые вас угнетают». Т.е. ставили всё-таки ещё революционные задачи? Да, во-первых, осталась революционная риторика, это без сомнения, но это он никак не мог, армия, честно говоря, была проникнута революционной риторикой, она присутствовала в разговоре между солдатами. Несмотря на их грабежи, на их безобразия, у них постоянно было в голове, что они должны нести какой-то новый возвышенный порядок миру. Это у них присутствовало, и между собой они об этом говорили. И всех плохих… вы знаете, у каждого народа, у каждой определённой эпохи есть слово для названия плохих, так вот у них название плохих – аристократы, это слово стало синонимом слова «враг», как у нас «предатель Родины», у них «аристократ», ну это оттого, что старый порядок, аристократы, а… Более того, самое интересное – воров в Париже они тоже будут называть аристократами, ну т.е. раз они воруют – плохие, значит, они с аристократами. Как в тюрьмах есть самое страшное оскорбление – интриган. Какое-какое? Интриган. Ну вот что-то в таком духе. Ну а грабежи – это что? Это же немножко экспроприация, это традиционно для революции. Ну здесь нет, я думаю, что это не связано с революцией, это связано просто… не есть, не пить… С распущенностью? С распущенностью, это здесь не связано с революцией, как раз против революция того, что армия действительно очень сильно распустилась. Ну это я так пошутил, солдаты, естественно, если их отпустить на вольный выпас, будут грабить. Да, любые: роялистские, республиканские – любые. Ну что ж, итак, Пьемонт разбит, но впереди Миланская область, впереди австрийская территория, и армия Балье, как мы знаем, в процессе предыдущей кампании фактически самоустранилась, пока её немножко оттолкнули в сторону, и она смотрела, как бьют пьемонтцев. Пьемонтцев разбили, а армия Балье ещё осталась, она в общем ещё насчитывала где-то порядка 26-26,5 тысяч человек. Представительный корпус вполне. Представительный, да. Кроме того, чем она отличалась: в ней было очень много кавалерии. Дело в том, что кавалерия-то почти не участвовала в этих боях – Дего и т.д. – кавалерия стояла в стороне, а у австрийцев великолепная кавалерия – прекраснейшие гусары, великолепные уланы, из поляков, кстати, состоящие. Драгуны? Драгунов там не было, там были гусары, уланы, там только лёгкая кавалерия, а вот драгуны были неаполитанские. Вы знаете, Неаполь послал, у него была армия не очень большая и не очень хорошая, но они, я бы сказал, элитный корпус набрали кавалерийский – около 3 тысяч великолепной кавалерии. Ну т.е. это типа дивизии наполеоновской получается? Кавалерийская дивизия, да, кавалерийская дивизия неаполитанская. Т.е. в общем … из этих 26 тысяч человек порядка 6 тысяч была кавалерия. Это очень много. Это очень много, великолепно. И кроме того хорошая артиллерия – 69 пушек ещё отличных и т.д. Т.е. Наполеон думал, что не так-то просто на равнине сразиться этим. Одно дело в горах, благодаря энергии, скорости и т.д., а здесь на равнине когда, а у него конницы-то очень мало. Всей конницы у него, у него сейчас, смотрите, на этот… вот сейчас на начало мая 1796 года у него 36 тысяч человек под рукой, которых он может двинуть вперёд, из этих 36 тысяч кавалерии только 3,5 тысячи, пушек мало, которые он мог с собой взять, т.е. сразиться на равнине не так просто. И вот ещё: нужно форсировать реку По. Вот смотрите, посмотрим на карту: французская армия находилась здесь – в районе Александрии, Тортоны, Акви и т.д. Задача этой армии – форсировать По и двинуться на Милан. Где лучше всего форсировать? Ну, наверное, вот здесь. Где поуже! Где поуже, да, и здесь город-крепость Валенса, где есть переправа через По. Наполеон в условиях перемирия заложил, что Валенса предоставляется французам, с Пьемонтом, чтобы здесь заложить переправу, и австрийцы об этом, естественно, знали, поэтому все главные силы… Откуда они это узнали? Ну, Господи, об этом знали все, условия перемирия с Пьемонтом знала каждая собака. А как же секретный протокол основать? Нет, это было… Одну секундочку, это было как раз не в секретном протоколе. Напрасно. Нет-нет-нет, именно это и было условия, чтобы австрийцы думали, что Наполеон будет переправляться в Валенсе, он специально это всё в открытую… А, всё понятно! Условие – переправа в Валесне, и более того, армия концентрировалась к Валенсе. Почему он не пошёл? Здесь бы ему дали мост, он бы, как говорится, прямо - ещё раз говорю: у австрийцев 6 тысяч великолепной кавалерии. Ну, манёвр хороший, значит. Здесь абсолютная равнина, он не знает, как в полях будут вести себя его солдаты, которые славно дрались в горах, но перед такой конницей блистательной на равнине ещё не сражались. Это первое. Кроме того, даже если он отбросит австрийцев, они будут отходить на последовательные позиции – видите, здесь река Тичино. Река Тичино, там Павия и дальше Милан. И т.д., т.е. мы встречаем ещё … препятствий, т.е. могут австрийцы отходить под фронтальным натиском, и тем самым этот бой станет очень тяжёлым, и ещё неизвестно, с какими последствиями. Тем более, что пока он переправит только часть войск в Валенсе, ведь понимаете, 36 тысяч переправить – это не за 1 час, это как минимум… Это сутки потребуются. Как минимум. Как минимум, если быстро, хорошо переправятся. Это же обозы, это артиллерия, всё это – т.е. это сутки, а то и больше. А если они подождут, пока половина перейдёт, атакуют со всеми своими силами своей конницы, своей мощи, они разгромят. Поэтому он решил, что надо предпринять какой-то манёвр, который позволит ему нейтрализовать вот эти силы австрийцев, и кроме того обойти препятствие. Поэтому, показав именно всеми… он здесь сосредотачивал войска, в открытую готовили переправу в Валенсе, и поэтому Балье стоял неподалёку, абсолютно спокойно ожидая, и уверен – сейчас французы переправятся, и он им даст великолепную трёпку с помощью своей блистательной доблестной конницы. А что сделал Бонапарт? Он решил провести стремительный обходной манёвр. Для этого он, я ещё раз подчёркиваю, приковал внимание Балье сюда, а ещё нужно сделать то, что будет… знаете, есть такое выражение французское «fer de lance» - «наконечник копья», т.е. ударная часть, и он её создал. «Fer de lance» - получается «железка копья» дословно? «Fer» по-французски – это и «железо», и «наконечник», «fer de lance» - это «наконечник копья». Так вот, наконечник копья, значит, что-то такое ударное. В ходе кампании в Пьемонте он заметил, как славно дерутся гренадерские батальоны австрийские, и пьемонтские тоже гренадерские батальоны под командованием Дель Каретто, который дрался с необычайным мужеством. И он решил: надо бы создать тоже элитные части. У французов каждый батальон в то время состоял из 9 рот: 8 – это обычные роты, фузилерные, и 1 элитная рота гренадерская, если это линейная пехота, а в лёгкой пехоте 8 рот егерских и 1 карабинерская. Он решил: почему бы не взять вот эти роты гренадерские и карабинерские, создать из них не просто батальоны отдельные, а создать из них ударную дивизию, супердивизию, так сказать. И он создал её – он приказал взять в конечном итоге 36 рот – 12 из лёгкой пехоты карабинерских и 24 из батальонов гренадеров, и создать 4 батальона гренадеров и 2 батальона карабинеров элитные, т.е. лучших вообще, ударную часть, 6 батальонов, и поручить её одному из самых таких отчаянных генералов – высокого роста, решительный, с громовым голосом генерал Дальмань, дать ему в помощники совершенно отвязного, безумно отважного полковника штаба Ланюсса, который решил битву при Дего, к нему приставить Ланна, вот эту будущую звезду полководческого искусства, и Дюпа. Дюпа – это огромного роста такой дядька тоже. Вот таких людей элитных во главе этих 6 батальонов гренадер. Естественно, когда эти роты встречались, они вдруг, как бы… знаете, во французской армии ведь были и солдатские дуэли, не только были офицерские дуэли, и когда эти роты, так сказать, образовывалась эта дивизия, многие солдаты из разных полков друг друга проверили, кто чего стоит, довольно-таки такие… требовалось там… Начальство с этим не боролось? С этим нет. Нет. Но это было немножечко, для того, чтобы все держали… Поддержать себя в форме. Поддержать себя в форме. Но когда они прониклись, слились, они превратились ну действительно… А ещё там соревнования – кто, из какого полка круче будут гренадеры или карабинеры? И в общем, это было действительно такой ударной колонной. И вот он приказал 6 мая сконцентрировать их недалеко в районе Кастеджио, и дальше 7 мая в 4 утра авангард под командованием Дальманя двинулся вперёд, и двинулся вдоль… А Кастеджио – это восточнее Тортоны получается? Это получается северо-восточнее Тортоны, а здесь плоская равнина. Смотрите, вот здесь горы Апеннины, они близко подходят к По, но до По они не доходят. Вы знаете, все эти места… Да, кстати, тоже ещё хотел сказать: все места, о которых я говорю, я все прошёл, проехал, пешком, на коне, поэтому… Здесь плоская, как стол, равнина. Вот здесь горы, а здесь абсолютно плоская равнина, и вот по этому плоскому месту через Страделлу на Пьяченцу французы форсированный марш – 64 км за 36 часов. Это очень много. Это очень много! И подошли они, соответственно, в 9 часов утра 7 мая к Пьяченце. Пьяченца была городом нейтральным, она принадлежала герцогу Пармскому, но нейтралитет в данном случае, сказали, что извините, но нам нужно здесь переправиться в Пьяченце будет, а там за то, чтоб герцог Пармский продолжал там дальше править, он ещё должен за это заплатить небольшую… Взнос. … контрибуцию, да. Дело в том, что, знаете, по этому поводу: армии было, пардон, жрать нечего, и поэтому здесь церемониться было невозможно – либо будут грабить солдаты, либо нужно как-то организованно их кормить, а чтобы организованно кормить, соответственно, нужно какие-то деньги добывать. И поэтому если герцог Пармский хочет остаться править, а правительства, кстати говоря, нужно революционизировать, нужно всех свергать, там, всяких герцогов, королей … Республики. Это же аристократы! Да. А он говорил: вы знаете, что – мы не можем всех там свергнуть и т.д. Давайте они будут править потихонечку, но помогут армии для благородного дела. Вот поэтому с герцога Пармского ещё немножечко взяли контрибуцию. И дальше тотчас же, немедленно стали переправляться не другой берег, и у нас есть по этому поводу великолепное изображение, это просто потрясающе! Это нарисовано участниками, посмотрите: вот река По, мы видим, это город Пьяченца на другой стороне, а это на барках, на паромах французские гренадеры переправляются. На первой барке около 500 гренадер под командованием Ланна, они переправились, и тут же их уже атаковала австрийская кавалерия, потому что на том берегу везде были разъезды вдоль всего По, но, конечно, эти разъезды не могли справиться с французами, которые переправились через реку. Ну это же ведь не главные силы, всего лишь заслоны, разведка. Да, это мелкие заслоны совершенно. И уже тотчас же началось наведение моста, Андреосси, командир батальона инженерных войск, тотчас же начал наводить мост, мост был готов к вечеру, и началась переправа основных сил – сначала гренадеры, за ними пошла дивизия Лагарпа. Интересно: переправа продолжалась ночью, при свете 48 огромных факелов. Т.е. ночью продолжается переправа, французы переходят через По, но для австрийцев это было, конечно, совершенной неожиданностью. Главные силы … А как же они не обратили внимание, что перед ними только что была армия, вдруг её нет – это же должно было насторожить? Нет-нет-нет, французы только часть бросили войск, а часть ещё здесь находилась, она потом догонит, т.е. продолжалось Демонстрационные силы? Демонстрационные силы оставались. Потом они будут догонять. Т.е. всё это было сделано очень здорово с точки зрения… А что с разведкой? Как это было поставлено? Вы знаете, разведка во всех армиях – это было прежде всего лёгкая конница, которая… Визуальное наблюдение они осуществляли? Визуальное наблюдение лёгкой конницы. В данном случае между французской и австрийской армией была река По, которая, как видите, шириной несколько сот метров. Ширина По рядом с Пяьченцей, скажем так, это как Нева перед университетом примерно. Богато! Серьёзная река. Я в этих местах тоже всё прошёл – ну там переправиться так просто, понимаете, какие-то гусары не переплывут на лошади, брода здесь нет. Поэтому фактически армии друг от друга были отделены, и каких-то шпионов заслать… А агентурная разведка? Да ну, какая там агентурная разведка? Шпионы в то время абсолютно ничего не могли сделать, они… нет средства передать быстро информацию. Единственная боевая разведка – это лёгкая конница, которая высылает маленькие отряды, которые пытаются проникнуть как можно ближе к врагу. А у французов была такая традиция – мелкими отрядами считалось как-то неприлично, поэтому они высылали на разведку потом уже, в эпоху Империи, до дивизии лёгкой кавалерии. Ого! Причём она шла с боями, прорываясь, бой обычно был славный, а информации ноль. Ну – враг там, там их много. Послали на разведку – враг разбит. Враг разбит, да – примерно такого плана. Ну а если серьёзно, в общем, войска во многом воевали вслепую, потому что очень было мало информации о противнике. Ну естественно, тотчас же Балье донесли, что… это очень быстро, за несколько часов он получил сведения о том, что французы здесь, и поэтому все те части, которые у него ближе, были немедленно посланы попытаться остановить французов. И 8 мая… Но ведь ему пришлось бы через Тичино переправляться, Балье? Да, ну так у него здесь была в Павии переправа, он переправился. А здесь был Липтай, отряд Липтая был с этой стороны от Тичино, с этой стороны стояли основные части Балье, он переправился у Павии, и впереди идёт отряд Липтая, который попытался задержать вот в этом месте, у местечка Фомбио, французов, продвижение французов. У Липтая было где-то порядка 8 тысяч человек, французы атаковали их решительно, первые вот эти гренадеры и плюс авангардные части дивизии Лагарпа. Это было 8 мая, отчаянный совершенно бой. Интересно, вот посмотрите на изображение: мы видим здесь тот момент, когда французы штурмуют, это нарисовано – художник Таври, мы видим тот момент, когда французы штурмуют замок Фомбио. У нас есть великолепное изображение, и вот сейчас вы можете посмотреть фотографию этого места сейчас, как это выглядит сейчас. Бой закончился блистательной победой французов, Липтай был разгромлен и убежал за реку Адду, открывая французам путь на Милан. В результате получилось, что Балье оказался совершенно здесь отрезан, отряд его крупный разбит. Теперь уже Балье сопротивляться не мог, ему нужно было уходить - уходить через Милан. Он уходил через Милан и уходил даже дальше, за реку Адда. И вот здесь, на берегу Адды произошёл эпизод, который, собственно говоря, стал поворотным пунктом в Итальянской кампании. Итак, австрийцы отходят, они отходят к Адде, и они, перейдя через реку Адду, закрепились на том берегу. Они не уничтожили мост, в этом смысле была их ошибка. Давайте посмотрим картинку, там, где они находятся. Они не уничтожили мост, вы видите вот сейчас картинка: с одной стороны реки стоит около 10 тысяч австрийских солдат, артиллерия – около 14 орудий. Город на другой стороне, город со стороны французов. Французы сходу подошли к этому городу, у них впереди шла дивизия Лагарпа – опять-таки Лагарп и гренадеры, и буквально сходу они сумели, это было 10 мая, овладеть укреплением этого города. Несколько французских гренадеров: Сюльпис, Каброль, Леон, Гансье и Брашене – залезли через полуразваленные стены, сбили ворота, и французы ворвались в этот город, громя хорватские батальоны, которые были на пути. Но перед ними мост, вы видите вот на этой картине, очень хорошо эта картина нарисована не просто очевидцем – это люди, которые там находились, это всё видели и очень точно… Перед ними мост 200 м длиной, узкий довольно-таки – в ширину буквально метров 5. На той стороне австрийская артиллерия. Казалось бы, взять это немыслимо, потому что с той стороны 14 орудий, которые простреливают мост. В общем, конечно, Наполеон мог бы отказаться от штурма этого моста, это не было важно, он мог подождать – австрийцы отойдут, они уже отходили. Но вот здесь, мне кажется, просто великолепно то, что сказал Клаузевиц об этом сражении, абсолютно он прав. Он сказал: «Бонапарт был окрылён своими успехами. Нет, он был не самоуверен, он был просто полон полнокровного чувства победы». Он понял, что нужно сейчас вот, может быть, потрясти врага каким-то удивительным, необычайным событием. И поэтому он приказал выкатить все орудия, которые были. Постепенно до 30 пушек подвезли – вы видите вот на этой картине мы видим французские орудия прямо у моста. Вот он здесь стоит рядом с мостом, сам Бонапарт. Открыли огонь эти пушки по австрийским, завязалась мощная артиллерийская дуэль, и в этой артиллерийской дуэли австрийцы стали постепенно проигрывать, потому что всё-таки у французов было больше артиллерии, и она была лучшего качества. И вот когда артиллерийский огонь стал слабеть, французская колонна, которая стояла внутри города, которая ждала этого момента, приготовилась к штурму и где-то в районе 6 часов вечера после того, как огонь австрийцев окончательно ослабел, Бонапарт отдал приказ, и колонна бросилась на мост. Причём вместе с ней были самые лучшие генералы – Дюпа, Ланн. Они бросились вместе с этой колонной. Вот видите – на картине изображён тот момент именно, когда колонна идёт по мосту. И в тот момент, когда вылетела на мост, разумеется, австрийские пушки дали залпы, и в колонне посыпались убитые. Ну понятно, что такой мост – 200 м, в общем, чтобы перейти 200 м, очевидно, не менее минуты нужно, чтобы пройти эти 200 м, даже самым быстрым шагом. Ну это пушки успеют раза 2 точно стрельнуть. Без сомнения! О скорострельности орудий мы… можно сказать, что в те времена орудие стреляло, нормальная скорострельность – когда, важный момент, она могла легко достигать 3-4 выстрелов в минуту. 3 выстрела в минуту – это совершенно без вопросов. Поэтому пушки могли пару раз-то точно выстрелить по этой колонне. Потери были огромные, колонна заколебалась, груда убитых на мосту, и тогда вперёд колонны бросились сам начальник штаба армии дивизионный генерал Бурсье, бросился дивизионный генерал Массена, генерал Червони, Ланн, Мане, Дюпа, и все вместе со знамёнами, генералы похватали знамёна и с криком: «Вперёд! За нами! В атаку! Да здравствует Республика!», и солдаты, видя… вот эти гренадеры, во-первых, они же клялись, что они самые крутые, они гренадеры, впереди них сам начальник штаба армии, сам дивизионный генерал, понимаете, вот эта куча генералов, которые впереди них, и солдаты пошли, тронулись, преодолели мост, причём когда… мы вот здесь видим на картинке – уже у конца моста некоторые спрыгивают в воду, некоторые спрыгнули уже, где было неглубоко, ринулись вперёд, и батарея была взята, артиллеристы были перебиты, которые там ещё оставались, а пехота австрийская была настолько изумлена, настолько, очевидно, не ожидали этого броска, этого удара, что австрийская пехота непосредственно сразу за мостом была опрокинута. Сейчас на этом говорят, что вот и всё, и мост взяли – нет-нет-нет, конечно, всё это было непросто. Дело в том, что дальше была вторая линия австрийцев под командованием генерала Николетти, она двинулась вперёд, неаполитанская кавалерия, кстати, контратаковала. Французы, кстати, понесли большие потери в схватке с конницей, но уже, понимаете, они переломили морально. Кроме того, километр примерно выше по течению, вот на картинке там видно, переправляются кавалеристы генерала Бомона, французская кавалерия прошла выше по течению. В результате австрийцы были уже охвачены с фланга, центр их был прорван, короче говоря, наступил перелом, и всё это бросилось бежать, австрийцы, австрийский отряд под командованием генерала Себоттендорфа был вдребезги разбит. А он Себоттендорф или Зеботтендорф? Ведь по-немецки же «С» как «З» читается. Ну вообще всегда пишется «Себоттендорф» в нашей классической литературе. Знаете, я в данном случае доверяю классике – переводы наши такие, которые издавались в 50-60-е годы, когда действительно переводчики высокого класса, а всегда пишется «Себоттендорф». Странно. Я думал, что это родственник нацистского преступника генерала Вольфа Дитриха фон Зеботтендорфа. Может быть, здесь я не буду с вами спорить, потому что, вы знаете, пускай специалисты по немецкому языку… Но это мелочи, да. … пишется действительно «Se…». Ну «S» - оно как «З» читается на современном русском языке. Ну может быть, Зеботтендорф, но почему-то всегда во всех русских классических, и 19 века, и средины 20 века «Себоттендорф» всегда. Ну, оставим его. Пускай он будет Себоттендорф. Да! Чтобы отличать его от нацистского преступника, чтобы понимали… Так вот, по австрийским данным, разумеется, потери: 153 убитых, 182 раненых и 1701 пленный. Ну ясно, что 153 убитых – не может быть 182 раненых, потому что всегда на 1 убитого как минимум 3 раненых. Три, да. Т.е., значит, очевидно, австрийцы потеряли где-то 600 человек убитыми и ранеными, 1700 пленных, т.е. 2300 человек примерно. Французы потеряли 500 человек убитыми и ранеными – гораздо меньше всё-таки по сравнению… Безусловно! …потому что проломав, так сказать, и наведя панику в рядах неприятеля, естественно, они прорвались. И вот по поводу этой битвы ряд военных специалистов говорили, что это было бесполезно, риск неоправдан – всё равно австрийцы бы отступили на следующий день, можно было бы переправиться в другом месте. Клаузевиц великолепно написал: «Так говорят те, кто понимает по стратегии только геометрическую составляющую. Но разве моральное воздействие не находит себе места в законах войны? Если кто-то в этом сомневается, значит, он не понял войны в её сложности и не ощутил её души». «Действительно, - рассуждает военный теоретик, - чем рисковал Бонапарт в случае неудачи? Потерей 300-400 человек, осторожной критикой нескольких подчинённых да чувством неудобства, которое стёрлось бы через несколько дней. Зато победа дала необычайные последствия: никогда битва не вызывала в Европе такого изумления. Огромный энтузиазм охватил французов, их друзей и их генералов». Т.е. понимаете, под Лоди он рискнул и одержал такую ошеломительную победу, необычную победу, и тут солдаты: ничего себе! После победы в Пьемонте он стал для них, конечно, человеком – ну да, это действительно генерал. А тут просто блеск какой-то, искромётный гений, и такая вера в победу – естественно, солдаты… Легенда говорит, здесь у нас нет никаких документов, типа приказов, отчётов официальных, но эта легенда столь стойкая, я думаю, что, в общем, примерно себе представляя дух Республиканской армии, я думаю, что, скорее всего, она справедлива. Дело в том, что для солдат, Наполеон когда приехал, они все говорили: «conscrit» - «новобранец», ну типа, сопляк, и они всё его называли «conscrit» - «новобранец», вот до конца Пьемонтской кампании, а тут они между собой: о, новобранец-то, может, дадим ему звание? Капрал? Капрал, и старые гренадеры, покрытые шрамами, пришли на бивак и сказали: «Генерал, мы решили, что ты теперь настоящий наш, и мы тебя производим в капралы!» Ну, Наполеон, конечно, улыбнулся, принял эту из бумажку, производство такое с благодарностью, выпил, может быть, стаканчик вина с ними. Я думаю, что это очень в стиле Республиканской армии, очень в стиле французской армии, я думаю, что это вполне могло быть, тем более, после этого у него появилось это прозвище – «Маленький капрал». Больше его уже дальше не производили, уже не надо было, но вот капрала он получил за битву при Лоди. А они всё ещё на «ты» общались друг с другом? Да-да-да! Это официально было, и общались на «ты». Хотя здесь уже таким образом: для солдат, конечно, разрешали им говорить на «ты», почему – потому что солдаты эпизодически обращаются, они подходят, подошли, знаете, от всей души: мы тебе хотим вручить звание… Ну конечно, а уже если когда офицер на «ты» - вот это уже далеко не всегда приветствовалось, и это могли уже… уже постепенно стали переходить на «вы». Ну естественно, в эпоху уже Консульства перейдут на «вы», но ещё оставалась это… это зависело от того, с кем он. Ланн всегда говорил на «ты», и он даже в эпоху Империи будет императору говорить на «ты». Заслуженный человек. Да. Он, понимаете, вот здесь, на мосту под Лоди сражался, и он Наполеону говорил «ты» вплоть до смерти в 1809 году. А что касается самого Бонапарта, с ним произошло тоже изменение – он вдруг почувствовал, что он не просто может быть генералом, и он написал позже: «Вандемьер и даже Монтенотте ещё не побуждали меня смотреть на себя, как на необыкновенного человека. Только после Лоди у меня появилась мысль, что я мог бы стать решающим лицом на нашей политической арене, и я проникся честолюбием для совершения великих дел, которые до этого рисовались мне фантазией». Т.е. вечером 10 мая 1796 года под Лоди он подумал: «Да, наверное, всё-таки… Не всё же время для этих адвокатишек из Директории таскать каштаны из огня». Надо что-нибудь сделать такое, значительное. Да, но дело в том, что они-то это тоже поняли. Было бы странно, адвокатишки – они обычно умные. И поэтому коррумпированные директоры, узнав обо всех этих великих победах, они решили сделать вот что: нужно как-то так, чтобы его не снять, не наказать – можно разве наказывать за такие великие победы, победы, победы? Нужно сделать так, чтобы всё-таки не было у него такой возможности, и поэтому они решили сделать гениальную вещь: помните, мы знаем, что армия Келлермана здесь стояла в Альпах, она должна тоже теперь идти на подкрепление, её часть. Её часть отправят на другое направление, а часть должна идти на подкрепление – 9 тысяч из армии Келлермана. Они решили: так и Келлермана туда, и что сделать – армию Келлермана, остатки её, соединить, точнее не остатки, а ту часть, которая придёт, с армией Бонапарта и разделить всё это пополам. Келлерману дать командование Северной Италией, а Бонапарта, ну как бы его – а, Южная, пускай Папу Римского революционизирует. Идеально! Идеальный план. Гениальный план, при этом получалось, что армия будет примерно 40 тысяч человек, ну чуть больше, может – половина останется на севере, 20 с небольшим, а 20 тысяч куда-то пойдут, непонятно куда, на Рим. В общем, это конец точно, потому что у австрийцев же, вот это у Балье осталось порядка 20 тысяч человек, он же скоро получит подкрепление, он же не будет просто так, понимаете… Он, безусловно, он же тылом-то находится к метрополии. Он же близок, он вот совсем прямо в Тироле, естественно, ему пришлют ещё, и этого 20 тысяч Келлермана здесь разгромят, а то, что туда Бонапарт пойдёт на юг, он там на юге и останется в конечном итоге с этими 20 тысячами. Вот такой гениальный план. Ну потому что нетрудно посмотреть на Италию – она довольно узкая, и Бонапарта легко отрезать от баз снабжения. Без сомнения! И вот в этой ситуации Бонапарт как раз получил это сразу после Лоди вот такое письмо рекомендательное: что вот так и так, мы тут подумали, посовещались с товарищами – и вот так вот. И вы знаете, вот он 14 мая пишет письмо… Я вообще даже не знаю, как это письмо, которое Серюрье 20 апреля, когда он старому генералу объяснял, что там генерал это ваше небольшое… это только преддверие к вашим успехам – уверенно ему так. А здесь он пишет правительству, ещё раз подчёркиваю – ему 26 лет, мальчишка пишет правительству: «Келлерман сможет командовать армией так же хорошо, как я, но соединить в Италии Келлермана и меня означает всё потерять. Лучше один плохой генерал, чем 2 хороших. Война, как и управление государством – дело, требующее такта». Ни хера себе! Извините… Сопляк пишет в правительство: вы знаете, война – это же дело требует такта, это же не так с кондачка, понимаете, тут же подумать надо головой. И дальше он намекал, что если так, то тогда всё, я ухожу. Он сыграл, в общем-то, ва-банк. И он понимал, дело в том, что ведь он был единственный из генералов, который приносит победы – на Рейне там ничего ещё не происходит, там вообще толком ещё ничего не начали нигде, только он приносит победы, только отсюда, из Италии идут, и вдруг, если правительство сказало: «Мы сняли этого генерала». «За что?!» «Ну вот он…» «За что его сняли?» Борзый очень. Там Париж бы весь поднялся, понимаете? Дело в том, что уже по этому поводу там… И правительство понимает: как же его снять? Тем более, что он ведь парень был тоже не дурак, в Бонапарте действительно много такого идеализма и порыва сочетаются с очень хорошим прагматизмом. Вот эти контрибуции, которые он брал, в частности, например, с Пьяченцы, он умный человек, он не всё на армию потратил. Кое что припас. В правительство посылает – что вот тут у нас денежки, вы распорядитесь, наверное, знаете, куда их там потратить? Они знали, куда потратить, и поэтому они подумали: ничего себе, ещё и победы, ещё и денежки откуда-то идут из Италии – этого парня убирать? Не осмелились и подписались под его требованием оставить ему всю армию. Фактически с этого момента он уже стал в Италии самостоятельным политическим деятелем. Всё на волоске висело! В общем, да. Чисто по политическим причинам. Да, могли запросто, потому что они уже чувствовали, что этот парень уже становится, он переходит эти границы, он мгновенно причём, поймите, насколько это быстро: 12 апреля утром он ещё никто, вообще просто человек, который приехал, 27 апреля он уже человек, который победил Пьемонт – 2 недели, а ещё через 2 недели он уже человек, который, по сути дела, уже Ломбардию почти занял, его уже готовы приветствовать в Ломбардии. Но ещё ведь на следующий день вообще началось что-то потрясающее – французы же оказались вот, они уже у входа в Милан. 14 мая авангарды французской армии уже были в Милане, а 15 мая Бонапарт вступил сам в Милан. Для того, чтобы понять, что здесь происходит, смотрите: это очень же большой город – Милан, тогда, можно сказать… ну и сейчас он центр Северной Италии и огромный промышленный город, город, имеющий огромное значение. В те времена Милан был, пожалуй, самым экономически развитым городом Италии. Замечательно здесь, вы помните, конечно, вы, как специалист по истории оружия, понимаете, что миланские оружейники и т.д. … С 14 века виднейшая кузница всей Европы. И Милан и тогда оставался центром производства, в частности, оружия, Милан – центр сукноделия, да он центр многих-многих производств. Здесь была очень развитая буржуазия, ремесленники, здесь были очень… вот эти идеи Великой Французской революции в Милане нашли огромный отклик! Потому что масса пролетариата. И масса буржуазии. Масса пролетариата, масса буржуазии, развитое производство, и поэтому об идеях революции все здесь уже говорили. И более того, настолько это всё уже поднялось, зная победы Бонапарта, что ещё в Милане официально австрийские власти, а 7 мая горожане образовали гвардию из горожан самостоятельно, австрийцы уже… под командованием герцога Галеаццо Сербеллони, чтобы, типа, порядок наводить, и униформу для этой гвардии они выбрали, т.е. как национальная гвардия во Франции: во Франции синий мундир, белые лацканы, красные эполеты и украшения… Выпушки. Обшлага и воротники, а здесь тёмно-зелёные мундиры, белые и красные, т.е. как образец, как у французов. Очень похоже. Ну фактически ясно, что они, подражая французскому флагу, т.е. зелёное, белое, красное. И герцог Галеаццо Сербеллони, командующий национальной гвардией – это как раз сторонник реформ как раз, скажем так, человек века Просвещения. 10 мая убежал австрийский наместник эрц-герцог Фердинанд. По этому поводу много смеха было, по этому поводу, очень интересно: будущий выдающийся, знаменитый художник французский Антуан-Жан Гро, он находился тогда, был учеником, и он в Милане учился живописи, и он по этому поводу карикатуру нарисовал, которая ходила по всему Милану. Тот человек, который позже о котором мы будем говорить, как портретист Бонапарта, один из самых первых, лучших портретистов, он в это время находился в Милане, он среди тех был, кто с ликованием ожидал вступления армии Бонапарта. На Палаццо Реале, где был австрийский эрц-герцог, когда он оттуда убежал, там написано было: «Дворец сдаётся. Обращаться к комиссару Саличетти». Ну все знали, кто в армии Бонапарта комиссар. И вот 15 мая – яркий солнечный день, Милан залит светом, все жители в нарядных одеждах высыпали на улицу. И вот пишет Рогэ - тогда унтер-офицер 32-ой линейной полубригады: «Я никогда не видел зрелища более величественного, чем наше вступление в Милан: всё население вышло нам навстречу, Бонапарт ехал перед дивизией Массена. Улицы, по которым мы шли, были украшены, на балконах было много элегантных дам. Энтузиазм и восхищение миланцев были доведены до экстаза». Ну а Стендаль, который так много жил в Милане, который очень хорошо знал Милан, говорил: «Вступление французов в Милан было праздником для миланцев и для армии. Крики «виват!» сотрясали воздух, самые красивые женщины стояли у окон. Вечером этого прекрасного дня французская армия и миланский народ были уже друзьями». Бонапарт ехал со своими друзьями просто под благоухающим шквалом из цветов, просто все улицы были засыпаны цветами, крики восторга и т.д. А дальше вечером был праздник в Милане, на площади перед собором посадили Дерево Свободы, как было принято во Французской революции, вокруг него устроили огромную фронду, огромное пиршество для солдат на площади перед собором, а в Палаццо-Реале накрыли роскошный банкет для 300 человек – офицеров армии Бонапарта и высшего общества Милана. Там, кстати, Бонапарт рассуждал о будущем Италии, он такие фразы говорил: «Вы будете свободны! Милан будет вашей столицей. У вас будет 500 пушек для обороны и вечная дружба с Францией». Отлично! 500 пушек и вечная дружба – и всё в порядке. Понятно, что добрым словом и 500 пушками можно сделать гораздо больше, чем просто добрым словом. Конечно! Ну а выступая с идеей века Просвещения, он говорил: «Но опасайтесь священников, не допускайте их на государственную службу» - но это тоже, так сказать, что священники должны быть там, заниматься религией, но ни в коем случае не мешаться в государственные дела. Это правильно, мы сейчас это видим наглядно. Но при этом интересно, что посмотрите-ка на план Милана: в центре Милана укрепление, а здесь стоит замок – Кастелло Милан, т.е. вот так вот укрепление, а здесь Кастелло. Так в Кастелло-то остался гарнизон – 2 тысячи человек и 52 пушки. Т.е. когда всё это происходило, прямо буквально перед замком народ веселился, а в замке сидел австрийский гарнизон. Потрясающе! А что же они себе думали? Ну, неприлично портить людям праздник. Ну а на самом деле дивизия Массана уже вокруг замка приготовилась осаждать, но только со стороны поля, не со стороны города, потому что с австрийским комендантом договорились: ну нехорошо – люди там отдыхают, веселятся, не надо ничего портить. Давайте мы, война у нас в отдельном месте, а в этом месте не... Люди тут ни причём. Люди ни причём. Вы знаете, шутки шутками, но действительно они подписали соглашение, что осада будет проводиться только со стороны поля, что со стороны города никаких боевых действий, чтобы городу не наносить ущерб. С большим уважением друг к другу. В общем, да. Вы знаете, это вот такие вещи красивые, вот так вот контролировали имеющееся насилие. Ну а город продолжал веселиться. Нужно сказать, что французов приглашали везде, вот например, пишет тот же Стендаль: «Господин Робер, один из самых блестящих офицеров армии, прибыл в Милан 15 мая утром и был приглашён к обеду маркизы А., в палаццо которой его назначили на постой. Он оделся весьма тщательно, но у него не было башмаков. На ногах у него, как обычно, когда он вступал в какой-нибудь город, были верхи, довольно хорошо начищенные его денщиком, но подошвы отвалились и были прикреплены с помощью бечёвок, искусно завязанных. Маркиза показалась ему такой прекрасной, и он так боялся, как бы великолепный ливрейные лакеи, прислуживающий за обедом, не заметили его нищеты, что вставая из-за стола, ловко сунул им шестифранковую монету - все, что у него было». Подал на чай всё своё состояние. Но зато они не заметили то, что у него были подошвы… Вот армия в таком виде, т.е. она оборванная, вся разодранная, но она вступает в Милан – такое веселье какое-то наполнило его. Правда, дальше Стендаль совершенно великолепную фразу добавляет: «Позднее восторг пошел на убыль... Добрый миланский народ не знал, что пребывание армии – всегда великое бедствие». Потому что вначале, конечно, радовались. Потому что армия Бонапарта несла на своих штыках не только передовые идеи, но и требовала контрибуции, мы уже говорили, она их брала в звонкой монете. Но я ещё раз говорю, что армию нужно было накормить. И вот тоже очевидец: «Трудно представить себе всю нищету и все лишения, которые терпела армия, действовавшая тогда в Италии. Самые причудливые карикатуры, плод изобретательной фантазии наших молодых рисовальщиков сильно отстают от действительности». Но деньги были, конечно, не только для армии, они передавались и членам правительства, были непременным условием свободы рук Бонапарта. Ну и наконец, следующее: молодой генерал был реалистом. Он был далёк от алчности, но он понимал: чтобы делать политику, нужны средства, поэтому часть денег он готовил себе для этого. Здесь, конечно, нужно обязательно сделать уточнение: по меньшей мере было бы наивно представлять Бонапарта, как кристально чистого воина, думающего только о благе армии и Родины, но также извращённо было бы образ его представить делягой, который мечтает только о том, чтобы… Хапнуть что-нибудь. Для этого он остался бы в Париже – там у него был пост такой, который позволял вот это вот делать по полной программе, а он пошёл на приключения. Он пошёл, в принципе, на поиски необычных каких-то приключений. Конечно, он был не такой человек, но нужно сказать: все эти реквизиции, поведение армии – они вызвали, естественно, и к тому же остались, австрийцы посылали своих агентов, которые пытались поднять в обществе недовольство. В Милане в конечном итоге через некоторое время возникло недовольство, но его как-то так сумели пригасить более-менее легко, а вот в Павии возник настоящий бунт, и французский гарнизон был частично – было несколько убито французов, а остальную часть, маленькую – гарнизон 300 человек – взяли в плен. И тут стало понятно, что дело в том, что это же тылы армии огромные, ведь эта армия 40 тысяч человек, которая он … Ну это ничтожное число на такой фронт кидаться. Там впереди 20 тысяч австрийцев, ещё неизвестно, сколько подойдёт, если в тылу ещё всё вот это будет, т.е. Бонапарт здесь был вынужден дать жёсткий пример. Павия была взята, 1500 солдат 26 мая штурмовали город, Павия была взята, на 3 часа она была отдана на разграбление, а организаторы всего были расстреляны. И здесь вот Стендаль, мне кажется, написал правильно: «Существует обязанность, одно упоминание которой может показаться жестоким: главнокомандующий должен расстрелять трёх человек, чтобы спасти жизнь четырём», а уж тем более, чтобы спасти жизнь… Т.е. в данном случае Бонапарт не был не только жестоким – он был человеком, который стремится… уж тем более тот, кто получает удовольствие от подобных вещей. Но он был абсолютно реалистическим полководцем, и у него просто другого выхода не было. После этого больше никаких смут и беспорядков на тылах армии не было, армия исправно получала всё, что ей нужно, Милан стал базой французских войск. Но французы двинулись теперь уже вперёд. Вот эту линию Минчо австрийцы занимали, и французы двинулись прямо на неё. 30 мая французская армия форсировала Минчо у Боргетто посредине, австрийцы готовились здесь и здесь, а они прорвали у Боргетто. Т.е. севернее Мантуи? Да, вот сейчас о Мантуе поговорим. Интересно, что вечером 30 мая, когда французы переправились через реку, вроде всё быстро, разбили небольшой отряд австрийский, но Наполеон остался в местечке Валеджио только со своим штабом, а рядом пехота какая-то бивакировала, и в это время вдруг, когда он садился ужинать, раздался крик: «Австрийцы!» - и всё: пушка грохнула, кто-то забегал, и вдруг видят, что тут огромный кавалерийский отряд. На самом деле это были не австрийцы, а неаполитанская кавалерия, но это было неважно. Ну а какая разница-то? Всё враги. В общем, да. И он едва успел выскочить, ему драгун дал одного коня своего, он выскочил уже в последнюю минуту, сумел избежать пленения. Но потом эта кавалерия решила, что не надо с ним связываться, она уехала, не стала по-настоящему атаковать. Но если бы она решила по-настоящему атаковать, она могла вполне взять Бонапарта в плен. И после этого он понял: нет, штаб нельзя так без прикрытия оставлять. По его решению был создан отряд, который он назвал «гиды». По-французски «гиде» - «вести», «гиды» - это не только гид-переводчик, а… Проводник, так сказать. Проводники, т.е. те, кто сопровождает. Т.е. создали отряд гидов, для этого взяли несколько хороших очень кавалеристов из полков лёгкой кавалерии, из них создали небольшой отряд – сначала 1 роту, потом 2, которые занимались только, из задача – охрана главнокомандующего, чтобы у него по этому поводу голова не болела. И отряд гидов был поручен Бессьеру – будущему знаменитому маршалу Империи, потом он станет. Вот с этого момента начинается, можно сказать, начало императорской будущей гвардии. Ну а 1 июня французы, продвигаясь, вышли уже к Тирольским горам, и Бонапарт написал Директории: «Австрийцы полностью выброшены из Италии. Наши аванпосты стоят у гор Германии». 3 июня он получил ответ Директории на своё дерзкое письмо 14 мая, согласно которому он получил полноту власти на итальянском театре военных действий, т.е. фактически с этого момента он теперь не просто генерал, он, можно сказать, проконсул в Италии, с этого момента, можно сказать, что начинается его опыт политического деятеля. Ну а впереди у него была Мантуя. Итак, сейчас мы поговорим о том, что такое Мантуя. Посмотрите, пожалуйста, вот на это изображение – вы видите, какой это красивый сейчас город, но это не только красивый сейчас город, это очень интересный город, и это очень интересная крепость. Смотрите – вот чертёж Мантуи. Что такое Мантуя и почему Наполеон дальше не мог двинуться, не остановившись у Мантуи, не овладев Мантуей. Дело в том, что обычно себе представляют фортификацию, как то, что мешает неприятелю физически пройти, грубо говоря, линия – линия Зигфрида. Её нельзя обойти, нужно её штурмовать, или линия Мажино, предположим, или какие-то линии Сталина. Это же крепости контролируют вокруг себя пространство на 1,5 км своими пушками. Но почему нельзя пройти мимо Мантуи? Дело в том, что в Мантуе в этот момент находился гарнизон, перечисление этого гарнизона только одно: гарнизон, 13753 человека, из которых 101 человек – штаб, 12345 – пехота, 434 – кавалерия, 701 человек артиллерия, инженерные войска, 315 артиллерийских орудий, 115 тысяч запасных ружей, 314 тонн пороха, сотни тысяч патронов и т.д. Т.е. это мощнейший гарнизон, более 10 тысяч человек. Армия 40 тысяч – пройти вперёд, оставив сзади себя гарнизон в 14 тысяч, ну даже если сказать 10 тысяч, из 14 тысяч там было 2 тысячи больных, раненых и т.д., но оставить позади себя целую здоровенную дивизию… Ну они дорогу перехватят в тылу. Да они всё отрежут, а дальше к тому же политически, не забудем, что политически всё ещё здесь совершенно не устоявшееся, эти люди могут… Это не гарнизон замка в Милане – там 2 тысячи, их просто блокировали небольшим отрядом и прошли, а это громадный мощный гарнизон. Поэтому Наполеон вынужден был начать осаду Мантуи. Это единственный раз в своей военной карьере, когда крепость его реально просто связала, он пойти дальше не может. Т.е. Мантуя – это опора австрийского владычества в Италии. Можно сказать, если Милан гражданская столица австрийских земель, то Мантуя – это военная столица, не взяв Мантую, оставить позади себя Мантую невозможно. Ну, Милан – кто не понимает – он стоит практически на равнине, а Мантуя стоит на реке, её гораздо проще оборонять, она удобнее в этом плане. Да, вот по поводу теперь крепости: мне бы хотелось сделать такое маленькое литературное отступление по поводу крепостей, мне придётся повторить, конечно, некоторые вещи, которые вам прекрасно известны, но, может быть, они не всем известны. Итак, мы помним, что в средневековую и в античную эпоху крепость представляла из себя прежде всего, если в разрезе смотреть – высокая стена, и человек, который приближался к крепости, мог быть поражён в любую часть, потому что «мёртвой зоны» перед этой стеной не было. Вот над стеной, мы сейчас видим пример замка, здесь тоже называются машикули – вот эти отверстия, через которые можно бросать камни и всякие прочие нехорошие вещи на людей, стрелять. Конечно, и тогда лучше бы было иметь нечто, что фланкирует, простреливает пространство перед стеной. Для чего башни нужны были. Но это всё-таки было приятным добавлением, можно было теоретически, и были такие крепости, которые были просто огромная высоченная мощная стена. Сколько угодно. Например, наши восточные и южные соседи вообще башни использовали минимально, они просто делали высокую стену и чувствовали себя замечательно. Совершенно верно. Но вот появляется… конец 14 века, начало 15-го, появляется артиллерия, и перед страшной мощью тяжёлого ядра всё это начинает разваливаться. Тогда как сделать так, чтобы стену было не пробить? Начинают насыпать, как вы понимаете, позади вал земляной. Это уже значительно укрепляет, но остаются ещё зубцы – они же подвержены попаданию ядра, т.е. зубцы можно снести ядром. Поэтому возникает необходимость сделать вот что: теперь профиль – стена, насыпанный вал, спереди каменная отделка, а здесь не зубцы, а бруствер, за которым стоит стрелок. Что в результате получилось? В результате получилось, что человек, который находится здесь, в него невозможно никак попасть. Приходится стрелять, вот самый близкий, куда можно попасть – сюда. Т.е., таким образом, всё это пространство перед стеной находится в «мёртвой зоне» теперь. Таким образом, раз в этой «мёртвой зоне», сюда можно что угодно доставить, я не знаю, подложить здесь, пробить в стене и взорвать, поломать и т.д. В конце концов лестницу принести и полезть вверх всем вместе. Хотя бы так. Т.е. возникает необходимость, уже не пожелание, а необходимость фланкировки, т.е. нельзя теперь без флангового огня жить, стена должна быть чем-то прикрыта. И первое, что делают – строят большие плоские невысокие башни – рондели, с толстыми стенами. Но всё таки этого даже становится уже скоро недостаточно, и вот итальянские инженеры в начале 15 века создают 5-угольные укрепления, вот вы сейчас его посмотрите – 5-угольное укрепление стены Вероны, бастион. Бастионы имеют небольшие короткие фланки, вот это называется «фланка» от слова «бок». По-французски «flanc» - это «бок», а «face» - это «лицо», т.е. 2 бока и 2 лица. На эти фланки ставится артиллерия, и они могут простреливать стены. В общем, это уже серьёзно поддерживает стены, но выясняется, что постепенно, со временем, что итальянские бастионы маловаты, нужно их делать больше. Начинают их делать больше, начинают появляться другие ещё укрепления, мы о них сейчас ещё поговорим, и постепенно крепость превращается в очень сложное фортификационное сооружение. Главная отныне сила крепости вовсе не высоте стен, а главная сила в правильном распределении этих стен. Огневой системы. Огневая система. Фактически отныне в крепости всё держится на том, что всё под перекрёстным огнём, всё перекрывается перекрёстным огнём. И вот в середине 17 века французский военный инженер Жан Себастьян Ле Претр де Вобан, которого называли «отцом фортификации» в определённом смысле, он за свою жизнь 300 крепостей перестроил и 30 полностью построил новых, он огромную… Богатая карьера! Гигантская карьера! И Вобан создаёт систему, можно посмотреть для начала, как выглядит система укреплений. Вот видите… А всем жителям Петербурга можно пойти на Петропавловскую крепость и посмотреть её вживую, она похожа. Мы сейчас об этом поговорим дальше. Смотрите: итак, у нас имеется стена, здесь на ней стоят стрелки и пушки. Дальше у нас идёт ров, а перед рвом – вот что очень важно – насыпается гласис – это такая вот покатая насыпь, которая мешает стрелять по стене, если вы… Он же контрэскарп. Нет, контрэскарп вот. Вот это эскарп, «эскарп» - это по-французски «откос». Эскарп, контрэскарп – это обратные откосы, а гласис – это вот насыпь такая. Позади этой насыпи появляется пространство, в котором можно находиться прикрытым от огня, называется оно «прикрытый путь». Это участок стены, а теперь всё уже вместе смотрите, как начинает выглядеть: вот бастионы, между ними куртины, вот гласис, как видите, здесь крытый ход, это площадки крытого хода, которые позволяют здесь накапливать, скажем, здесь войска для внезапных вылазок, это, кстати, выходы возможных этих вылазок. Дальше на бастионах могут быть дополнительные т.н. кавальер, т.е. это дополнительные укрепления внутри. Перед бастионами во рву строятся вот такие треугольные укрепления – равелины, которые прикрывают бастион от прямого огня и позволяют ещё более усложнить эту систему оборонительную. Всё это приводит к тому, что фактически штурм крепости в упор становится практически абсолютно невозможным. Сейчас посмотрите ещё: вот этот вот рисунок, вам, конечно, понятно прекрасно, что это такое – вы сказали о Петропавловской крепости. Должен сказать, что Петропавловская крепость является не просто построенной по системе Вобана, первым строителем нашего города является Жозеф Ламбер – французский военный архитектор, инженер, который прибыл на русскую службу в 1701 году и который 10 лет состоял на русской военной службе. Он нарисовал проект Петропавловской крепости, т.к. он ученик Вобана, он сделал её строго по Вобану. Разумеется, сейчас она немножко, т.е. не немножко – она много чего перестроено, мы вот здесь видим как раз – видите, что было: вот равелин был впереди, равелин и 2 полубастиона, которые соединены мостом, отделены рвом от остальных бастионов, но в общем и сейчас читаются эти укрепления. Вполне! Мы здесь видим, что отныне фланки бастионов довольно большие, на них ставилось большое количество орудий, они позволяют простреливать всё пространство перед фасом соседнего бастиона. Теперь всё отныне держится на перекрёстном огне, и штурмовать крепость, вы понимаете, что мы знаем исключения некоторые из правил, ну в частности, знаменитый штурм Измаила Суворовым и т.д., но дело в том, что штурм крепости отныне становится только вещью исключительной, в каких-то исключительных обстоятельствах он возможен, и когда вы готовы положить любое количество народа. Ну и когда крепость всё-таки не очень уж такая сильная, потому что те крепости, которые были, скажем, такая крепость, как … или такая крепость – Мантуя, попытался штурмовать основной крепостной обвод – ну это положить любое … количество людей. Да, абсолютно! Невозможно. Измаил – там ещё можно было как-то, ценой чудовищных потерь, благодаря огромной отваге русских солдат, но ещё и огромной крови русских солдат. Европейские же крепости, построенные уже по всем правилам фортификации – много рядов укреплений, каменные… там просто невозможно. С помощью лестниц – ну иногда, однако. Ну вот французы в 1742 году штурмовали Прагу – но это было внезапно, просто в Праге не знали австрийцы, что французская армия приближается, и французы просто стремительной атакой овладели Прагой. Она была не готова просто, это внезапный захват. Как у нас говорили, «изгоном в замок втопта»… «в кремль втопта». Именно так, что-то в таком духе. Были такие примеры, но штурмовать крепость, которая знает, что армия подошла, в которой гарнизон, как в Мантуе, это немыслимо! Ну, 10 тысяч человек – это колоссально! Это немыслимо, понимаете. 300 орудий – представляете? Гарнизон 10 тысяч, 300 орудий – это вообще просто… ну как бы это всё, это можно положить там… туда можно было сколько… 60 тысяч человек пригнать, 50 – они бы там все погибли. Все бы погибли, вот сколько угодно. Этого бы никто никогда не сделал. Ну так вот, именно поэтому появляется система, в которой тоже автором во многом является Вобан – штурм и оборона крепостей. Через параллели и апроши? Совершенно верно. Что нам рекомендует Жан-Себастьен Ле Претр де Вобан делать? Прежде всего, когда мы подошли к крепости, нужно блокировать надёжно, отрезать весь подвоз к крепости, а дальше закладывается примерно в 800 м огромная, гигантская траншея, ночью это делается, естественно. Называется она «первая параллель». Для чего она делается – для того, чтобы здесь сообщение вокруг крепости можно было создать, для того, чтобы мы могли здесь передвигать войска и передвигать наши орудия, подвозить, куда нужно, боеприпасы, порох и т.д. вокруг крепости. Это делается обычно несколько ночей. После того, как параллель вот эта построена, от неё начинают именно апроши. «Апрошь» от французского «approche» - «приближаться». Видите – они идут зигзагами, почему – чтобы нельзя было прострелять вдоль. А, понятно. Они идут зигзагами, и в процессе построения апрошей закладываются осадные батареи. Что значит «закладываются батареи»? Ну посмотрите рисунок, что такое из себя представляла батарея, какой у неё мощный бруствер – это делается в течение обычно, ну скажем, недели, а то и больше, строится вот эта … батарея. После того, как батареи будут готовы, а апроши уже выходят, очевидно, ко второй параллели, сюда, на батареи ставятся пушки, их вооружают. Это обычно происходит в какую-то ночь. Батареи вооружены, а когда они уже будут вооружены, открывается, уже когда всё будет готово, начинается огонь. Этот огонь ставит собой задачу, как говорили тогда – потушить огонь крепости. Контрбатарейная борьба. Да, т.е. задача этих батарей – сбить пушки неприятеля, почему – потому что дальнейшее приближение… это всё уже… здесь уже, смотрите, здесь уже у нас расстояние до крепости где-то 400 м, дальше приближаться, если огонь артиллерийский будет сильный, это немыслимо, поэтому задача – бить по орудиям, причём т.к. гласис не закрывает полностью всё-таки, гласис вот досюда, а верхняя часть – здесь пушки врага мы видим, поэтому можно работать по пушкам врага. Крепость, вал, мы не можем разбить. Потому что будут ядра упираться в гласис. Совершенно верно – ядра будут упираться в гласис, а пушки мы можем сбить, поэтому задача батареи – сбить пушки, кроме того, иногда ведётся огонь внутрь крепости деморализующий, кидают туда бомбы, но это не обязательно. Главная задача – потушить огонь неприятеля. Когда эта задача более-менее решена… Да, кстати, а почему это можно, крепость ведь строилась задолго, а у нас тут какие-то просто построили земляные укрепления. Дело в том, что у нас-то батареи сконцентрированы, грубо говоря, нам нужно бить по одному бастионному фронту, наверное, всего там 5 пушек стоят, а мы на нём, мы же сконцентрировали 15 пушек. Ну правильно, потому что крепости нужно защищать все свои стены, а вы можете всю свою артиллерию притащить на маленький участок. Совершенно верно, на маленький участок, и наша задача – после того, как мы этот огонь потушили практически, тогда уже закладывается вторая параллель, и дальше от неё снова продолжаются апроши, и задача в конечном итоге сделать что – «венчание гребня гласиса» называется. Нет, никакой венец не кладётся нужно до гребня гласиса дойти, докопаться до гребня гласиса и поставить батареи уже теперь прямо на дистанцию ну буквально вот рва, т.е. на дистанцию, положим, 50-60 м, т.е. мы батареи устанавливаем просто для огня в упор. Тяжёлая артиллерия, но это, естественно, может происходить, только когда огонь уже полностью потушен. Естественно, противник ведёт огонь из ружей, но это уже не так страшно. Работа ведётся ночью, ставятся батареи, и уже когда брешь-батарея начинает работать, тогда обычно стену разносят, в общем-то за 1-2 дня, пробивают огромную брешь. В этой ситуации, естественно, гарнизону предлагают капитулировать, и обычно дальше уже начинается вот такая игра: дело в том, что если брешь пробита такая легко проходимая, то у гарнизона шанса нет. И тогда гарнизон обычно договаривался на свободный выход, старался договориться на свободный выход, но здесь вот такой момент: если уже брешь совсем явно большущая, то тогда ему свободного выхода не дадут – скажут: да, принимаем, но капитуляция – складывайте оружие, и в плен. Поэтому гарнизон должен был найти тот момент, когда можно ещё сдаться на условиях свободного выхода – т.е. выход с оружием, знамёнами, с воинскими почестями. И с пулей в зубах. С пулей в зубах, да – это самое высшее, так сказать. Помните – после Нарвы шведы вышли с пулями во рту, как знак именно отважной обороны, что они готовы. И тогда ещё были мушкеты, ещё с зажжёнными фитилями: пуля во рту, зажжённый фитиль – т.е. вы вышли в полной боевой готовности, вы не сдались, вы не сломлены. Но чтобы такие условия предоставили, соответственно, и гарнизон крепости должен был храбро обороняться. В общем, здесь была игра такая между наступающим и обороняющимся, каким образом, насколько быстро он сумеет пробить вот эти укрепления, штурмовать же без пробития этих укреплений невозможно. И Мантуя, посмотрите, в этом смысле обладала следующими особенностями: смотрите, она находится на большом острове, и ещё на острове остров. Здесь укрепления не очень сильные, потому что здесь её укрепляют как бы болота и водные рубежи. А с этой стороны 2 озера, точнее 3 озера: Верхнее, Среднее и Нижнее, они шириной несколько сот метров. По этим озёрам идут 2 дамбы – одна дамба Сан-Джорджо другая дамба цитадели. В то время Сан-Джорджо – это были только полевые лёгкие укрепления, т.е. предмостное укрепление лёгкое, а цитадель была мощным укреплением. Вот это была настоящая крепость, и вот здесь, действительно, мы видим бастионы, равелины, мы видим гласис, крытый ход и т.д. Вот эту цитадель немыслимо взять без осады. И эти укрепления тоже можно взять только с помощью осады, но здесь… Там неудобно. Да, но здесь задача очень сложная – сделать осаду. Т.е. видите – Мантую нужно было осаждать комплексно, нужно было, очевидно, осаждать и цитадель, и одновременно обстреливать, бомбардировать это, так сказать, создавая неприятелю неудобства, ну и по возможности штурмуя вот это укрепление … Вот примерно такая ситуация в Мантуе. Итак, французы подошли к крепости 3 июня и 4 июня штурмом овладели предместьем Сан-Джорджио. Я ещё раз говорю «штурм», потому что это полевые укрепления, это можно взять штурмом. Суворов брал предместья Варшавы, там были… Прагу. Прагу, там были укрепления полевого типа, и поэтому Александр Васильевич взял эти укрепления. Здесь то же самое, Сан-Джорджио – это такое же предместье, как примерно… поэтому французы сходу овладели этим укреплением. Австрийцы бежали по этому мосту, чуть-чуть в последний момент успели развести, потому что здесь разводной мост, естественно, но французы не успели сходу занять крепость. Началась дальше, увы, осада. В результате что получилось: французская армия остановилась у крепости Мантуя, её передовые части прошли вперёд, дошли до прекрасного города Вероны. «Ромео и Джульетта», да? «Ромео и Джульетта» и вся красота: Верона, озеро Гарда – вот эти замечательные места, смотрите, куда пошли передовые дивизии французской армии – Ожеро, Массена, Деспинуа, они расположились здесь: Верона, река Адидже и прекраснейшее озеро Гарда, Дезенцано, сейчас такие места – это же просто фантастика! Озеро Гарда – это, я не знаю, рай такой. Только фотографии видел. Потрясающе! Вы сейчас видите – это как раз озеро Гарда, смотрите, какие красивые. Итак: озеро Гарда. Вот здесь располагается прикрывающая осаду армия, а вокруг Мантуи 10 тысяч Серюрье. Вы скажете: а почему 10 тысяч? Внутри 10 тысяч и здесь. Понимаете, ситуация-то какая – в Мантую сложно войти и выйти из неё тоже сложно, потому что чтобы атаковать французов – как вот, по этим узким дамбам тоже выйти очень сложно, и через эти болота. Мантую сложно брать, но и сложно из неё контратаковать – для этого нужно иметь большое численное превосходство, а примерно равные по численности – 10 тысяч там, 10 тысяч здесь, они между собой ведут осадную войну. Серюрье начал осаду Мантуи. Т.е. он её просто, получается, блокировал, блокировал гарнизон, обезопасив манёвр армии. Блокировал, но одновременно он ждал прибытия тяжёлой артиллерии. Дело в том, что в конечном итоге французы замок миланский возьмут, с него пушки снимут и сюда пушки доставят. А замок просто сдастся, после некоторой осады он капитулирует. Там просто хотелось выпить со всеми вместе – все видели, как там веселятся. Ну да, в общем, в конечном итоге это надоело, они капитулировали. И эти прекрасные тяжёлые пушки из Милана, пушки из Тортоны – их сюда привезли к Мантуе, здесь Серюрье начал осаду. Но знаете, что интересно: в этот момент – осада, война – о чём думает Наполеон? Ну конечно, об этой войне, само собой, он отдаёт приказы, он весь в какой-то бешеной энергичной деятельности, но его ум, вы почитайте его письма – он безумно влюблён! Он влюблён настолько, вы знаете… Жозефина, собственно. Этот буквально только-только от неё уехал. У нас 3 лекции прошло, а у него там месяц. Ну не месяц – он уехал же 11 марта, а уже у нас июль с вами. Да, больше. Буквально квартал прошёл. После того, как он одержал эти победы, после того, как Милан уже стал в руках французов, он хотел, чтобы она приехала в Милан, в Милане можно спокойно жить, он ведёт войну где-то в 100 км от Милана, но в Милане-то можно находиться, это же не прифронтовая полоса. Безусловно. И город хороший. И он писал об этом. Да, и город хороший. Но Жозефина совершенно не хотела приезжать. Дело в том, что она же вышла за него замуж – смешной, забавный, какой-то чудной человек, а теперь к этому чудному человеку куда-то ехать в какую-то Италию? Вы знаете, для неё, до мозга костей столичной дамы, для неё ехать в Италию – это вообще, как сейчас москвичке какой-нибудь предложить… Бердичев. Да, в таком духе – в Тамбов какой-нибудь поехать. И она: как, мне туда ехать?! Нет. Тем более, смотрите, здесь все уже говорят о Бонапарте, его здесь славят, поэтому она когда появляется в опере, все аплодируют, кричат: «Да здравствует мадам Бонапарт!» «Гражданка Бонапарт». Когда она появляется на балах, все восхищаются ею. Ну естественно, у неё куча кавалеров, которые за ней ухаживают и т.д. Она вовсе не хочет из Парижа никуда уезжать! Удобно же. Ей просто великолепно. Бонапарт ей пишет, она ему пишет: я приеду, я приеду, я приеду… И вот смотрите: письмо Бонапарта из Милана 8 июня: «Жозефина, ты должна была выехать 5-го из Парижа, потом ты должна была выехать 11-го, а ты не уехала 12-го… Моя душа была открыта для радости, а теперь она наполнена болью. Почта приходит и приходит, а там нет твоих писем. Когда ты мне пишешь несколько слов, чувствуется, что за словами нет глубокого чувства. Твоя любовь ко мне была пустым капризом. Мне кажется, что ты сделала свой выбор и знаешь, к кому обратиться, чтобы меня заменить. Я тебе желаю счастья, если непостоянство, не хочу сказать – коварство, могут его дать. Ты никогда не любила! Я форсировал мои военные операции, я рассчитывал 13-го быть в Милане, а ты всё ещё в Париже. Я ухожу в глубь своей души, я хочу заглушить чувство, недостойное меня, и если слава недостаточна для моего счастья - то она (хотя бы) привносит элемент смерти и бессмертия... Мое несчастье в том, что я плохо тебя знал. Твое несчастье - судить меня теми же мерками, что и других мужчин, окружающих тебя. Мое сердце никогда не испытывало ничего незначительного. Оно не желало любви, но ты внушила ему страсть без границ, опьянение, которое его разрушает. Твоя мысль была моей душе важнее всего в природе…», и т.д. Видите, у него сумбурный такой поток, огромный поток вот этой… «Твой каприз был для меня священным законом. Иметь возможность видеть тебя было для меня верховным счастьем. Ты красива, грациозна. Твоя душа, нежная и возвышенная, отражается в твоем облике. Я обожал в тебе все. Более наивную, более юную я любил бы тебя меньше. Добродетелью для меня было то, что ты делала, честью - то, что тебе нравилось. Слава была привлекательна для моего сердца только потому, что она была тебе приятна и льстила твоему самолюбию. Твой образ был всегда на моем сердце. Не было мысли, чтобы увидеть его и не покрыть поцелуями. А ты, ты не держала в руках мой портрет в течение шести месяцев. От меня ничего не ускользнуло. Если так будет продолжаться, если я буду любить тебя безответно - это единственная роль, на которую я не могу согласиться. Жозефина, ты могла бы составить счастье человека с более простой душой, а ты принесла мне. Я почувствовал это, когда ты ежедневно захватывала власть без границ над моей душой и порабощала все мои чувства. Жестокая. Зачем заставлять меня надеяться на чувство, которое ты не испытывала!! Но упрекать - недостойно меня. Я никогда не верил в счастье. Все дни смерть витает надо мной. Жизнь - стоит ли она того, чтобы поднимать из-за нее столько шума!!! ... Прощай, Жозефина, оставайся в Париже. Не пиши мне более, постарайся, по крайней мере, уважать мое одиночество. Тысяча ножей раздирают мое сердце - не вонзай же мне их глубже. Прощай, моё счастье, всё существует для меня на земле» - такой поток, и тут гнев, и восторг, и страсть, и отчаяние – вот всё это. И вы что думаете – это одно письмо? Таких куча, чуть ли не каждый день. Я цитировал не полностью, оно просто безумно длинное, но всё-таки вроде как она хочет ехать, и потом она ему… Представляете, это вообще – она ему написала: «Я больна». И Бонапарт пишет из Тортоны, он в Тортоне и получает, что она больна. Она больна! И он пишет… Это она просто так пошутила. «Моя жизнь – это кошмар! Ужасное предчувствие мучает меня и мешает мне дышать. Я потерял больше, чем жизнь, больше, чем счастье, больше чем отдых – я почти потерял надежду. Я посылаю тебе специального курьера, он только 4 часа пробудет в Париже и сразу отправится обратно с твоим ответом. Напиши мне 10 страниц, быть может, это немного меня успокоит. Ты больна! Но ведь ты меня любишь? Я обещал тебе, и я не увижу тебя – эта мысль повергает меня в ужас! Я так многим виноват перед тобой, и я не знаю, как это объяснить. Я … за то, что ты осталась в Париже, а ты больна – прости же меня, моя возлюбленная! Любовь, которую ты мне внушила, лишает разума. Я ведь тебя не увижу, если ты не вылечишься от этого недуга. Мои предчувствия так ужасны, что я всё бы отдал, чтобы только увидеть тебя на 2 часа, прижать тебя к моей груди и умереть вместе с тобой. Кто ухаживает за тобой? Наверное, Гортензия? (это её дочь от первого брака) Я всё больше люблю этого милого ребёнка с тех пор, как понял, что она может утешить тебя. А у меня нет никакого утешения, никакого отдыха, никакой надежды до тех пор, пока не приедет обратный курьер с письмом от тебя. Я ничего не знаю о твоей болезни – будет ли она долгой? Опасна ли она? Я отправлюсь в Париж, мой приезд поможет победить болезнь, я всю жизнь был удачлив. Но сейчас я поражён в том, что мне дороже всего. Жозефина, как можешь ты так долго не писать мне? Твоё последнее письмо было от 3-го числа этого месяца (а сейчас 27-е флореаля), оно всё время у меня в кармане. Твой портрет, твои письма всегда передо мной. Я ничто без тебя, я не могу понять, как я жил до твоего появления. Жозефина, если ты меня любишь, если ты считаешь, что есть опасность для твоего здоровья, береги себя. Я не могу осмелиться просить тебя предпринять такой вояж, да ещё по жаре. Твоя болезнь – вот о чём я думаю, без аппетита, без сна, без интереса к друзьям, к славе, к Отечеству – весь мир не существует для меня!» Ну что я могу сказать: сразу видно, что несмотря на все свои военные дарования, человек в личной жизни был, мягко говоря, неопытный. Да, совсем. Понимаете, она просто его… Потому что взрослой женщине писать такую ахинею нельзя и просто напрямую вредно. Но самое-то, понимаете, что он же серьёзно подумал, что она больна. Она написала: «Я больна». – «Ты больна?!» - и всё, он просто исходит. О нём кто-то, я уже не помню, кто, сказал очень метко из специалистов по истории кампании, что у него вся эта Итальянская кампания происходила в каком-то таком возбуждении, он весь в состоянии возбуждения. С одной стороны, это дикая страсть побеждать. Есть даже книга такая … , т.е. «Бешеное желание побеждать». Вот это истеричное желание побеждать, побеждать, и в то же время эта безумная любовь, которая его всего наполняет. Т.е. вы понимаете, он от одной страсти – к другой, он на коне, он весь наполнен энергией, он наполняет людей, у него.. он весь харизма, и он спрыгнул с этого коня, он вошёл в какое-то помещение, и вдруг он всё, и у него вот эта вся его любовь, которая его… Как страшно жить-то было ему, а? Да вообще! Но тем не менее, это не мешало ему решать военные вопросы. Да я даже наоборот думаю, подстёгивало его, придавало ему тонуса. В общем, да. Но значит так: в этот момент он получает из Парижа всё-таки инструкцию: надо, типа, с Папой Римским разобраться. Он же революционер, ну как: французские революционные войска вступили в Италию, что-то тут у Мантуи делают – а где революция? Почему её нет? Надо пойти на Папу Римского, свергнуть Папу Римского и установить в Риме республику, чтобы не топтали убийцы Бассвиля прах победителей Тарквиния… Тарквиния Гордого, да. Чтобы снова республика там, даже было, что восстановить на Капитолии статуи героев Древнеримской республики и т.д. Вот великая задача! Но потом подумали – ну бредовая задача, понимаете, дело в том, что у него 40 тысяч человек, 30 тысяч прикрывают осаду Мантуи, 10 тысяч осаждают Мантую. То, что там вот сейчас из гор вылезет, это неизвестно. Они Болье выкинули, Болье отступил, но что он отступил навечно, что ли? Ни в коем случае! Это же Австрийская империя, у неё ещё огромные резервы, и поэтому Бонапарт делает очень, я бы сказал, тонко – он изображает поход против Папы Римского, его войска двигаются в южном направлении, они вступают в Болонью и Феррару, а кстати, Болонья была уже городом, который тоже под влиянием всех этих революционных событий, это город на территории папских владений, там уже тоже все эти революционные движения, и поэтому вступление армии в город было сплошным триумфом. «В течение тех нескольких дней, которые Наполеон пробыл в Болонье, этот город совершенно изменил свою физиономию. Никогда революция не меняла с большей быстротой нравы и обычаи народа, - это он сам пишет. - Все, кто не принадлежал к духовенству, обрядились в военную форму и нацепили на себя шпагу; да и из духовных лиц многие были увлечены теми же идеями, которые воодушевляли народ. Город и частные лица устраивали множество празднеств, носивших характер народности и величия, какие впервые видела Италия. Французский главнокомандующий появлялся среди народа постоянно, без охраны, и каждый вечер отправлялся в театр без всякого другого эскорта, кроме болонцев». Т.е. вот он освободил, если так можно сказать, Болонью, ну по крайней мере, здесь он сделал маленькую революцию, а что касается Папы Римского, ему сказали: знаете, если будете дальше себя плохо вести, т.е. высылать войска против Французской республики, то можно… Пострадать. Пострадать. И Папа Римский сказал: а может быть, несколько миллионов золотых решат судьбу… Отца французской демократии. … отца французской демократии? Торг здесь неуместен! И потребовал он 21 миллион. Неплохо. Это по тем временам фантасмагорическая сумма, потому что миллион… серебряные деньги тогда, ну если очень приблизительно, ливр тогда, позже потом станет франком, - это что-то порядка по покупательной способности 12-15 евро. Значит, 21 миллион – так это 250 миллионов примерно евро, хорошо, заодно ещё произведения искусства, на всякий случай, для Парижа, по выбору французских комиссаров. И Папа выдал всё это. Папа, надо понимать, был не просто богатым деятелем, а архибогатым, эти 21 млн. было для него много, но не смертельно много, совершенно. Да, и вот в результате таким образом Наполеон как бы исполнил указание правительства – он двинулся против Папы, но потом, видите, пришлось заключить мирный договор, Папа предлагает вот такое выгодное. Ну и правительство, естественно, из-за 21 млн. … Революция или 21 млн., конечно, лучше 21 млн. Да, лучше 21 млн. Правительство получило эти деньги, большие деньги, конечно, пошли на армию, а армия Итальянская с этого момента уже, когда вокруг Мантуи, она уже начинает получать часть жалованья в звонкой монете – это вообще для всех было совершенно… понимаете, обесценившиеся ассигнации в Итальянской армии, не всё жалованье, но большую часть жалованья начинают платить серебром и золотом, всех уже приодели, накормили, напоили, но за то требуют, конечно… Подошвы пришили к сапогам. Да, подошвы, уже, купили башмаки и т.д. Но осада Мантуи продолжается. В ночь на 18 июля французы попытались овладеть Мантуей следующим образом: часть войск была предназначена для атаки Милиаретто, выдвинулись, а часть должна была высадиться здесь в тылу и помочь проникнуть в Милиаретто. На лодочках? Да. Но дело в том, что из-за жары озёра обмелели, и французские лодки сели здесь на мель, да ещё под огнём неприятеля. В результате весь этот манёвр сорвался, захватить Мантую не удалось. Пришлось осаждать по-настоящему. И началась настоящая осада. К 29 июля всё практически уже было готово для настоящей осады, и 29 июля на рассвете пушки заговорили. Вот именно то, что мы говорили – потушить огонь крепости и уже перейти дальше к брешь-батареям. Кроме того, кроме огня по стенам крепости, били, большое количество бомб метали в город, в городе начались пожары, а крепость усиленно долбили со стороны Милиаретто брешь-батареи. Это было 29 июля, и уже к 31 июля можно было крепость либо брать, потому что были уже пробиты бреши, либо навязывать ей условия почётной капитуляции. Это, без сомнения, бы было, но в этот момент пришло потрясающее известие: из гор со стороны Тироля, со стороны озера Гарда идут видимо-невидимо, огромная австрийская армия идёт для того, чтобы разобраться с тем, кто нарушил спокойствие австрийских владений в Италии. Всё ещё, оказывается, только начиналось. Это было просто маленькое предисловие перед великой Итальянской кампанией. О как! А у меня вопрос: вот мы сейчас говорили только что – Жозефина писала Наполеону, Наполеон писал Жозефине, Директория приказывала ему какую-то ахинею про революцию в Риме. Это сейчас нам легко представить: мы пришли к компьютеру, набрали SMS, это через секунду оказалось в Австралии, где угодно, а тогда это с какой скоростью всё перемещалось? Это же курьер должен был доставлять, понятное дело. Вот видите, у нас очень просто: 14 мая он написал по поводу того, что он не собирается делить армию на 2 части. Итак, 14 мая – 3 июня пришёл ответ согласия. Итак, с 14 мая до 3 июня. Таким образом, у нас письмо, грубо говоря, идёт в одну сторону… 19 дней получается? Нет, в одну сторону идёт порядка 10 дней. Да, 9-10 дней. 9-10 дней в одну сторону. Довольно быстро, с одной стороны, с другой стороны, всё-таки задержка была вполне заметная. Задержка 20 дней. Но тем не менее, всё-таки не было понятия... по политическим вопросам можно было постоянно консультироваться, но, конечно, по вопросу каких-то тактических, стратегических … Ну не успел просто ни с кем проконсультироваться, понятно, приходилось решать на месте. Потому что вот прозвучали слова, например, что в Париже, когда узнали о победе Наполеона, сразу нужно как-то себе представить, что узнали с лагом времени 10 дней. 10 дней, но, тем не менее, понимаете, 10 дней и поскольку постоянно всё подогревалось, т.е. постоянно из Италии приходили известия о победах, кроме того, Бонапарт стал отсылать адъютантов со знамёнами захваченными – эти постоянно приезжающие адъютанты с захваченными знамёнами, Париж вообще был весь в каком-то опьянении, вот эти весенние месяцы 1796 года – это такое сплошное опьянение победами, притом, что на Рейне, в общем-то, ничего толкового не произошло. Ну там Странная война у них происходила, как бы мы сказали. Ну да. Ну она потом не странная – Журдан и Моро перешли в наступление, но дело в том, что они были потом разбиты в конечном итоге. Т.е. в то время, как на Рейне либо ничего, либо неудачи, в Италии одно за другим, события следуют с какой-то совершенно невообразимой скоростью. И конечно, это вызвало огромный взрыв, конечно, с этого момента уже имя Бонапарта было у всех на устах, этот человек, действительно, правительство Директории понимало, что этот парень, возможно, очень далеко пойдёт. Как его назвал Болье, он по-итальянски хорошо говорил – «джовиниастро». «Джовиниастро» - это такой «дурной мальчишка, дрянной», и все понимали, что этот «дрянной мальчишка» может сделать что-то очень неожиданное. Правительство уже, конечно, его с этого момента опасалось, и в общем, оно даже и не знало, чего больше хотеть – победы в Италии или чтобы его разгромили. Диалектически, прямо скажем. Диалектически, да: вроде как хорошо, что он побеждает – успех для Франции и лично для этого правительства, а с другой стороны, было понятно… Чем это всё кончится, понятно. … чем это всё потом кончится. Очень познавательно и интересно! Будем ждать развития событий, сводок с фронтов. … Да, так у нас только… самое-то главное, интересное – только австрийская-то армия – вот она по-настоящему, а это ещё только развлечение, это были мелкие армии, а теперь вот настоящая, мощная австрийская армия под командованием одного из лучших полководцев Австрии. Но это мы оставим как раз, наверное, на следующий раз. Обязательно! Отлично! Спасибо. Спасибо вам. Будем ждать развития событий и сводок с фронтов. На сегодня всё. До свиданья.

Политическая ситуация перед кампанией

План австрийцев состоял в том, чтобы, начав действия в Италии по направлению к реке Вар и Ницце , притянуть туда главные силы французов и тем облегчить армии Края переход через Рейн . На занятие Швейцарии, в целях связи между армиями, австрийцы не обратили внимания. Эта ошибка, в связи с выгодным географическим положением Швейцарии в отношении расположения австрийской армий, послужила Бонапарту основанием для неподражаемой стратегической операции, а искусное её выполнение покрыло его неувядаемой славой.

Пользуясь значительно выдающимся положением Швейцарии, он тайно для всей Европы решил сосредоточить в ней 40 тысячную армию и, смотря по обстоятельствам, двинуть её либо на подкрепление Моро в Германию, либо в Италию в тыл, на сообщения армии Меласа. Однако, в виду того, что успех Моро уже обозначился (Край был оттеснен к Ульму), а Массена в Италии находился в критическом положении, блокированный в Генуе , Бонапарт направляет эту резервную армию в Италию. Таким образом, план в исполнении обращался в обширный стратегический обход. Бонапарт не имел ни численного превосходства, ни превосходства над противником в стратегическом положении, так как имел короткую базу Лион - Безансон , при том находившуюся в стороне, а противник имел достаточно обеспеченные сообщения; кроме того, предстояло перевалить Альпийский хребет, без дорог, в период таяния снега; следовательно, ближайшая цель, которую ставил себе первый консул - с 40 тысячами броситься в тыл 120-тысячной армии - была более, чем смела; поэтому ему необходимо было соединить решительность с осторожностью; главными условиями успеха были скрытность и внезапность.

Бонапарту предстояло скрытно от всех создать армию - задача почти неразрешимая, а затем эту армию неожиданно для неприятеля бросить на его сообщения с таким расчетом, чтобы последний не мог противопоставить свой контр-маневр. Обе эти задачи, при помощи ряда превосходно задуманных демонстраций, были блестяще выполнены. Формирование армии началось в различных местностях Франции 7 января. План Бонапарта был известен только Бертье - начальнику штаба, Мармону , Гассенди , которым поручено было формирование войск, и Мареско, производившему разведку альпийских проходов. Предполагая создаваемую армию сосредоточить у Женевского озера , Бонапарт приказал напечатать в «Монитере» (официальная газета) консульское постановление о формировании в Дижоне 60-тысячной армии, где для виду действительно было собрано незначительное число инвалидов и рекрутов. Эта демонстрация удалась, а между тем со всех сторон Франции потянулись небольшими эшелонами войска на сформирование армии. Сами войска не знали, куда идут, маршруты выдавались на короткие расстояния; подобные передвижения, по самому способу их исполнения, не могли возбудить особого внимания.

Благодаря этим мерам, в первых числах мая армия успела незаметно для всех сосредоточиться в окрестностях Женевского озера. Состав её был следующим: авангард Ланна (8 тысяч) - дивизия Ватрена, бригада Майнони и кав.бригада Риво, корпус Дюгема (15 тысяч) - дивизии Буде и Луазона, корпус Виктора (15 тысяч) - дивизии Гарданна и Шамберлака, конница Мюрата (4 тысячи). В резерве находились дивизия Монье и итальянский легион Лекки . Эти силы были направлена для продвижения в Италию через перевал Большой Сен-Бернар, а дивизия Шабрана - через Малый Сен-Бернар. На формирование и сосредоточение потребовалось около 4 месяцев.

Расстановка сил на итальянском театре

Положение сторон на итальянском театре было следующим: Лигурийская армия Массены (около 30 тысяч) правым крылом Сульта (18 тысяч) занимала Геную и наблюдала все альпийские проходы от Сен-Мартина д’Альборо до Вадо; центр Сюше (12 тысяч) занимал пространство от Вадо до прохода Коль-ди-Тенде; наконец, Луи Мари Тюрро (5 тысяч), вошедший в состав армии, составил левое крыло и наблюдал альпийские проходы до Женевского озера. С открытием австрийцами в начале апреля военных действий, растянутая Лигурийская армия после упорной борьбы была разорвана в центре на две части: Массена отступил к Генуе, где и был заблокирован; Сюше в начале мая отброшен к Ницце и далее за реку Вар.

Но замедление открытия похода на Рейне (Край ещё не был отброшен к востоку) не допускало такого риска; в то же время тяжелое положение Массены заставляло сократить обход, для чего оставалось воспользоваться направлениями от Женевы через Сен-Бернар или Симплон , или Сен-Готард. Последний проход был также значительно удален и, кроме того, уже был занят войсками Монсея (15 тысяч)- дивизии Лоржа и Ла Пуапа (de la Poype), направленными Моро на подкрепление Итальянской армии; первые два прохода имели одинаковые свойства, но Сен-Бернарский был короче (около 70 километров) и приводил к достижению весьма важной цели - непосредственно в тыл неприятельской армии.

Операционная линия австрийцев хотя и была длинна, но её нельзя было считать необеспеченной. Её обеспечивали Альпы, считавшиеся в то время непроходимыми, по крайней мере, для целых армий, и охраняли 30 тысяч войск (Кайм, Гаддик и Вукасович). Но Мелас не обратил внимания на крепость Иврею и не привел её в оборонительное состояние; между тем, она могла бы сыграть большую и неблагоприятную роль для французов.

(5-6 тысяч) - через Малый Сен-Бернар и Бетанкуру (1 тысяча) - через Симплон. Таким образом, французская армия спускалась с Альп в 5 направлениях: главная масса, (40 тысяч) шла в центре, сохраняя возможность соединиться с Монсеем (15 тысяч), Шабраном и Тюро, что в общем составляло 65 тысяч при 60 орудиях.

Это движение окончательно сбило с толку австрийцев, которые не в состоянии были выяснить направление движения главных сил. Однако, превосходно соображенный план операции представлял невероятные затруднения при его выполнении. Почти полное отсутствие местных продовольственных средств вынуждало везти все за собою, что при неимении не только удобных, но и вообще каких бы то ни было сообщений, затрудняло выполнение операции.

Наиболее трудный участок пути между селениями Сен-Пьер и Сен-Реми (15 километров), составлявший перевал через главный хребет, был совершенно недоступен для повозок. На прохождение его войсками без тяжестей необходимо было около 10 часов (для дивизии); для перевозки же обоза и особенно артиллерии - значительно более. Повозки были разгружены, запасы переложены в небольшие ящики, навьюченные на мулов. Большие затруднения представляла перевозка артиллерии; тела орудий обкладывались двумя половинами распиленных и выдолбленных внутри бревен и втаскивались на подъемы людьми; на подъем и спуск одного орудия требовалось двое суток. Для разборки и сборки орудий, у подножия главного хребта были расположены 2 роты мастеровых (в Сен-Пьере и Сен-Реми). Бонапарт находился по ту сторону перевала и следил за подъемом, а Бертье - по другую сторону и руководил войсками при спуске. Каждый день должна была переходить одна дивизия.

Первоначальная база была устроена в Лионе - Безансоне, затем в Вильневе заложена промежуточная база; госпитали расположены были в Сен-Пьере, Сен-Реми, Мартиньи и Вильневе. Каждый солдат имел на себе 40 патронов и 8-и дневный запас продовольствия.

В ночь на 15 мая Ланн (6 полков пехоты) первый опустился в долину Аоста , за ним в течение 16-20 мая перешли остальные дивизии со всеми тяжестями. Ланну приказано овладеть выходом из дефиле (долины рек Доры - Балтеи), защищенным крепостью Иврея, которую австрийцы хотя и начали приводить в оборонительное положение, но слишком поздно; тем не менее, явилось обстоятельство, едва не разрушившее так хорошо соображенную операцию.

Ущелье Аосты, постепенно расширяясь, обращается в долину, но недалеко от Ивреи оно снова сужается и под конец совершенно замыкается скалою, на которой стоит форт Бар, который был вооружен 22 орудиями и имел 400 человек гарнизона; единственная дорога проходила на близкий ружейный выстрел от форта. Эта серьезная сама по себе преграда приобретала тем более важное значение, что была встречена неожиданно. Генерал Мареско, производивший разведку, не обратил на это особого внимания. Только прибытие сюда самого Бонапарта и быстро принятые им энергичные меры вывели армию из критического положения, и она прошла мимо форта Бар, для блокады которого была оставлена дивизия Шабрана (форт сдался 1 июня).

Ланн 22 мая подошел к Иврее, и в этот день последний эшелон армии перевалил через Сен-Бернар. 24 мая пала Иврея, в которой заложена была новая промежуточная база. Ланн вышел в равнину Ломбардии, тесня перед собою войска Гаддика. 28 мая авангард Ланна подошел к Кивассо (на левом берегу По, в 20 километрах от Турина). К этому времени Тюро расположился при выходе из Сузского прохода; Монсей находился в 3-4 переходах от Беллинцоны ; Лекки (2 тысячи итальянцев) вошел в долину Сезии, для усиления Бетанкура и открытия сообщения с Монсеем. Сам Бонапарт находился при войсках Ланна и всюду показывался, так как в скрытности не было уже более надобности.

Таким образом, к 24 мая французская армия была расположена около Ивреи и могла в 1-2 дня сосредоточиться к полю сражения; австрийские же войска Меласа (из Ниццы к Иврее 200 километров, из-под Генуи 160 километров) могли подоспеть к Иврее не ранее как через 12 дней.

Мелас не верил в возможность появления у себя в тылу целой неприятельской армии, чему не мало способствовали успокоительные известия из Вены. Первые сведения об угрозе его сообщениям он получил в середине мая, окончательно же выяснилась для него обстановка только 31 мая, когда уже было слишком поздно. Однако, допуская присутствие у себя в тылу небольших неприятельских сил, он принял некоторые полумеры: привел из-под Ниццы 10 тысяч к Турину, туда же были направлены Кайм, Гаддик и небольшой отряд из войск Эльсница ; в общем, на верхнем По сосредоточилось около 30 тысяч, с которыми Мелас предполагал успешно оборонять По, прикрывая в то же время операции Эльсница против Сюше и Отта против Массены.

Это сосредоточение части сил Меласа к верхнему По было, очевидно, результатом искусной демонстраций Тюро от Сузы к Турину и Ланна от Ивреи к Кивассо. Дальнейшим развитием Маренгской операции являлось для французов расширение своей базы с целью обеспечения операционной линии. Для этого Бонапарт направил свою армию от Ивреи через Верчели в Милан , который и занял 2 июня; в то же время и Ланн, производя демонстрацию у Кивассо, свернул у этого пункта влево и через Трино и Кречентино двинулся к Павии , которую и занял 1 июня.

Занятие Милана было необходимо для общего сосредоточения всех французских войск и для захвата значительных средств, собранных в нём австрийцами. Кроме того, заняв Милан, удалив Вукасовича (10 тысяч), наблюдавшего за выходами в долину реки По со стороны Сен-Готарда, и вынудив его к отступлению за реки Адду и Минчио, Бонапарт обеспечивал дебуширование Монсея, который 26-27 мая перевалил Сен-Готард и 29 мая достиг Беллинцоны; наконец, на случай неблагоприятного оборота дел, обеспечивался новый путь отступления на Симплон и Сен-Готард, куда позже и было переведено значительное число французских магазинов. Все это служило к обеспечению смелого предприятия и значительно уменьшало риск, с которым было связано его исполнение. Однако, несомненные выгоды, связанные с занятием Милана, приобретались ценою замедления наступления.

Базируясь на Милан и захватив пути сообщения неприятеля по левому берегу По, Бонапарт решил сделать то же и по правому берегу, для чего необходимо было завладеть переправами через По в Бельджиойзо, Кремоне и особенно в Пьяченце; при этом надо было торопиться, чтобы предупредить неприятеля, для которого эти переправы имели ещё большее значение, так как через них шли сообщения Меласа из Пьемонта в Вену. Соединившись 6 июня в Милане с Монсеем, Бонапарт, не теряя времени, двинулся к реке По. В промежуток с 6 по 9 июня без особых помех река была форсирована в 3 пунктах: Ланн 6 июня - в Бельджиойзо, Мюрат 7 и 8 июня - в Пьяченце и Дюгем с дивизией Лоазона 9 июня - в Кремоне . Из перехваченных в Милане австрийских донесений Бонапарт узнал о сдаче Массеной 4 июня Генуи.

Первые бои

Между тем, занятие французами Милана выяснило Меласу обстановку. Он приказал Эльсницу, Отту и вообще всем войскам спешить к Алессандрии и Пьяченце, но было уже поздно. Вторично он опаздывал сосредоточить свои силы, но на этот раз уже не для контр-маневра, а для спасения армии. Кроме того, так как назначенный для сосредоточения пункт находился в руках французов (Пьяченца), то подходившие к нему войска австрийцев разбивались по частям.

Первою попала под удары колонна Отта (1-я бригада), шедшая через Боббио по долине реки Треббии; вторыми - войска, шедшие из Алессандрии, и 9 июня сам Отт в бою у Монте-Белло. Мелас, не имея возможности сосредоточить свои силы у Пьяченцы, отодвинулся к Алессандрии, где у него собралось 50 тысяч, к которым он мог ещё присоединить 25 тысяч из гарнизонов крепостей.

Занятие Страделльской позиции

Развивая последовательно и логически свою операцию, Бонапарт переправляет главные силы через По и занимает позицию у Страделлы , с целью окончательно запереть все пути отступления Меласу.

На пути от Пьяченцы до Кастеджио Апеннины весьма близко подходят к реке По и образуют длинную теснину. Здесь и находится знаменитая Страделльская позиция, известная ещё из походов принца Евгения Савойского . В стратегическом отношении она непосредственно запирала единственную дорогу по правому берегу По и находилась в 2 переходах от Мадженты , Милана и Тортоны, то-есть была центральной относительно остальных путей отступления Меласа; в тактическом отношении она парализовала многочисленную и хорошую конницу австрийцев и имела превосходно обеспеченные фланги.

Ланн занял её ещё 7 июня. Бонапарт, прибыв в Страделлу 9 июня, приказал усилить позицию и построить мосты в Бельджиойзо и Пьяченце. На позиции у Страделлы расположилось 32 тысячи, предводимые Ланном, Виктором и Мюратом. Дивизия Шабрана - в Верчелли ; ей было приказано при приближении неприятеля отходить за реку Тичино ; дивизия Лопаипа стояла в Павии. Обеих дивизий (9-10 тысяч) считалось достаточным для удержания австрийцев на левом берегу По до прибытия главных сил (сутки). Отряд Бетанкура в Ароне прикрывал путь на Сен-Готард на случай неудачи. Дивизия Жили (3-4 тысячи) занимала Милан (цитадель ещё не сдалась). Дивизия Лоржа стояла в Лоди. Наконец, дивизия Лоазона (Дюгем) занимала Пьяченцу и Кремону. Всего 54-57 тысяч, расположенных хотя и разбросанно, но так, что в короткое время могли быть сосредоточены к любому пункту; в одни сутки главные силы сосредоточивались к Тичино или Пьяченце, в 2 дня у Милана или у Тортоны.

Это расположение является окончательным стратегическим развертыванием французской армии в Маренгской операции. До этого времени (9 июня), начиная с начала мая, все действия Бонапарта являлись подготовительными и характеризуются соединением решительности с осторожностью. Дальнейший период, с 9 по 14 июня, обнимает главные операции. Изложенная выше стратегическая обстановка показывает, что положение Меласа было безвыходное. Все пути были закрыты искусным расположением французских войск. Оставался ещё кружной путь через Тортону, Нови, Боккету на Кремону и Парму к нижнему По. Но Бонапарт, зорко следивший за противником и занимавший к тому же внутреннее положение, отрядил для закрытия этого пути генерала Дезе с дивизией Буде, расположив их у Ривальты и Нови. Наконец, Мелас не мог отступить и к Генуе, чтобы, опираясь на английский флот, выждать выручки, так как между Меласом и Генуей, у него в тылу, у Акви, стоял Сюше (20 тысяч). Таким образом, как Мелас, так и Бонапарт стояли каждый фронтом к своему тылу, но различие в положениях было громадное. У Бонапарта, благодаря расширенному тылу и обеспеченным сообщениям, успех всей операции сделался малозависимым от исхода сражения; у Меласа, наоборот, даже победное сражение приводило бы только к выигрышу своих сообщений.

Маренгская операция представляет собою образец стратегической комбинации, внимательное изучение которой сразу раскрывает всю сущность стратегии, но закончилась она плохой тактической развязкой, приведшей к типичному случайному сражению при Маренго , которое выиграли французы. 15 июня было подписано перемирие.

Во время отсутствия Наполеона в Париже завязались интриги, с которыми ему пришлось разбираться, вернувшись с победой. Считается, что Маренго было «крещением личной мощи Бонапарта».

Результат

Как ни хороша была в стратегическом отношении Маренгская операция, но она не принесла никакой пользы общему положению дел. После победы при Маренго война продолжалась до начала декабря, когда победа при Гогенлиндене - на главном театре военных действий - окончательно не решила участи войны. Моренгская операция соответствовала лишь личным интересам Бонапарта (его соревнованию с Моро) и явилась «делом великого виртуоза войны, но не делом генерала-патриота» (слова Ланфре).

апреля 1796 г. Наполеон Бонапарт одержал свою первую серьезную победу в битве при Монтенотте. Сражение у Монтенотте стало первой важной победой Бонапарта, которую он одержал во время своей первой военной кампании (Итальянская кампания) в качестве самостоятельного главнокомандующего. Именно Итальянская кампания сделала имя Наполеона известным по всей Европе, тогда впервые во всём блеске проявился его полководческий талант. Именно в разгаре Итальянской кампании великий русский полководец Александр Суворов скажет: "Далеко шагает, пора унять молодца!" Молодой генерал грезил Итальянским походом. Ещё будучи начальником гарнизона Парижа, он вместе с членом Директории Лазаром Карно подготовил план похода в Италию. Бонапарт был сторонником наступательной войны, убеждал сановников в необходимости упредить противника, антифранцузский союз. В антифранцузскую коалицию тогда входили Англия, Австрия, Россия, Сардинское королевство (Пьемонт), Королевство обеих Сицилий и несколько германских государств - Бавария, Вюртемберг, Баден и др.

Директория (тогдашнее французское правительство), как и вся Европа, считала, что главный фронт в 1796 году пройдёт в западной и юго-западной Германии. В Германию французы должны были вторгнуться через австрийские земли. Для этого похода были собраны лучшие французские части и генералы во главе с Моро. Средств и ресурсов для этой армии не жалели.

Планом вторжения в Северную Италию через юг Франции Директория не особо интересовалась. Итальянский фронт считался второстепенным. Учитывалось, что на этом направлении будет полезно провести демонстрацию, чтобы заставить Вену раздробить свои силы, не более того. Поэтому было принято решение направить южную армию против австрийцев и сардинского короля. Войска должен был возглавить Наполеон, который сменил Шерера. 2 марта 1796 года по предложению Карно Наполеон Бонапарт был назначен главнокомандующим Итальянской армии. Мечта молодого генерала сбылась, Бонапарт получил свой звёздный шанс, и он его не упустил.

марта Наполеон выехал в войска и 27 марта он прибыл в Ниццу, в которой была главная ставка Итальянской армии. Шерер сдал ему армию и ввел в курс дела: в армии формально числилось 106 тыс. солдат, но в реальности было 38 тыс. человек. Кроме того, из них 8 тыс. составляли гарнизон Ниццы и приморской зоны, эти войска нельзя было вести в наступление. В результате в Италию можно было взять не более 25-30 тыс. солдат. Остальные в армии были "мёртвыми душами" - умерли, болели, попали в плен или разбежались. В частности, в южной армии официально числились две кавалерийские дивизии, но в них обеих было всего 2,5 тыс. сабель. Да и оставшиеся войска были похожи не на армию, а на толпу оборванцев. Именно в этот период французское интендантское ведомство дошло до крайней степени хищничества и воровства. Армия и так считалась, второстепенной, поэтому её снабжали по остаточному принципу, но и то, что отпускалось, быстро и нагло разворовывали. Некоторые части были на грани бунта из-за нищеты. Так Бонапарт только приехал, как ему донесли, что один батальон отказался выполнить приказ о передислокации, так как ни у кого из солдат нет сапог. Развал в области материального снабжения сопровождался повальным падением дисциплины.

В армии не хватало амуниции, боеприпасов, провианта, деньги давно не платили. Артиллерийский парк насчитывал всего 30 орудий. Наполеону предстояло решить труднейшую задачу: накормить, одеть, привести в порядок войско и сделать этого в процессе похода, так как медлить он не собирался. Положение могло осложниться и трениями с другими генералами. Ожеро и Массена, как и другие, охотно подчинились бы старшему, или более заслуженному командующему, а не 27-летнему генералу. В их глазах он был лишь способным артиллеристом, командиром, хорошо служившим под Тулоном и отметившимся расстрелом бунтовщиков. Ему даже дали несколько обидных прозвищ, вроде "замухрышки", "генерал вандемьер" и пр. Однако Бонапарт смог так себя поставить, что вскоре сломил волю всех независимо от ранга и звания.

Бонапарт немедленно и жестко начал борьбу с воровством. Он сообщал в Директорию: "Приходится часто расстреливать". Но гораздо больший эффект принесли не расстрелы, а стремление Бонапарта навести порядок. Солдаты это сразу заметили, и дисциплина была восстановлена. Решил он и проблему со снабжением армии. Генерал с самого начала считал, что война должна сама себя кормить. Поэтому необходимо заинтересовать солдата в кампании: "Солдаты, вы не одеты, вы плохо накормлены… Я хочу повести вас в самые плодородные страны на свете". Наполеон смог объяснить солдатам, а он умел создавать и поддерживать своё личное обаяние и власть над душой солдата, что от них самих зависит их обеспечение в этой войне.