Евгений Гранильщиков: «С нами бесполезно бороться потому, что мы уже победили. Евгений Гранильщиков: «Работы должны быть на грани искусства и мусора Евгений гранильщиков без названия после поражений

Новый герой рубрики о молодых художниках – выпускник Институт журналистики и литературного творчества и мастерской Игоря Мухина Школы фотографии и мультимедиа им. А. Родченко, лауреат «Премии Кандинского» в номинации «Молодой художник»

Где ты родился, учился?

В 1985 году в Москве 23 июня. Это почти самый длинный день в году, в некотором смысле мне повезло. Учился я в Кунцево, ходил в несколько художественных школ. В десятом классе я решил, что после школы должен поступить в архитектурный институт. Два года занимался рисунком, готовился… Но в это же время я много чего посещал: кружки разные, от бокса…

Ты занимался боксом?

Да, ты можешь себе представить, что человек моей комплекции занимается боксом? Это продолжалось 2 года. А до этого я занимался 4 года хоккеем, но я часто болел, и стало понятно, что с профессиональным спортом ничего не получится.

В МАРХИ я прошел все этапы, кроме математики, в которой я действительно ничего не понимал. И тогда один мой приятель, тоже не сдавший этот предмет, склонил меня поступить в довольно странное место - Лицей анимационной кинематографии на улице Радио. Старая школа анимации, рисование на кальке, Дисней и тот дом кино, которого уже не существует.

Это были два прекрасных года в лицее, как у Пушкина. Но там я разучился рисовать окончательно. А на втором курсе решил заняться музыкой. Рядом с лицеем, на соседней улице находилась школа имени Прокофьева № 1. В конце первого курса я пришел сдавать туда экзамены. И мне сказали примерно так: «У нас тут дети учатся, а тебе 17, но мы можем записать тебя, как будто тебе 15, и тогда ты попадаешь у нас на бесплатную программу». И пять лет я учился классической музыке по классу фортепиано. Там я начал серьезно заниматься композицией, аранжировкой, инструментовкой в классе Сергея Удальцова - это был очень сложный человек, но мы с ним неплохо сходились… Но где-то через года два я сбежал… Потому что это требовало уже серьезного выбора. В это время я учился в Институте литературы и журналистики на Арбате. На третий год учебы я закончил школу Прокофьева. Но если честно, то меня не допустили к сдаче выпускного экзамена, потому что я не сдал один предмет: сольфеджио, аранжировку или хор. Моя учительница по фортепьяно невероятно расстроилась.

После чего у меня было два года светлого пьянства в литературном институте. И там у меня появились очень близкие друзья. Мы были завсегдатаи «Жан-Жака», говорящие о литературе… Такой штамп, будущие хипстеры.

Фрагмент трехканальной видеопроекции «Позиции», 2013, 22’44 // Фото предоставлено автором

Ты хотел прямо писать? Зачем ты туда шел?

Нет, я хотел читать. Я только первый год думал о том, что я хочу что-то писать, но это быстро прошло. Со второго года у нас появился новый предмет - история кино. Его вела режиссер-документалист Тамара Григорьевна Дуларидзе. Я очень быстро все это по-настоящему полюбил. И следующие четыре года я занимался исключительно кино. То есть я работал почти как кинокритик - минимум три фильма в день. С Тамарой Григорьевной мы близко сдружились, и я часто ходил к ней в гости. В Москве она жила в однокомнатной квартире, полностью заваленной книгами и антикварной мебелью: вместо стен одни стеллажи. Сейчас она почти все время проводит в Тбилиси, и мы, к сожалению, практически не видимся.

Институт я закончил как фоторепортер. Из фотографов тогда мне были близки Ральф Юджин Митъярд, Франческа Вудман или Араки, а не репортажная фотография. Потом я год раздолбайничал. Но нужно было определяться. Интуитивно я выбрал школу Родченко. В тот год группу набирал Игорь Мухин. Я поступил к нему, и он окончательно сбил меня со всех ориентиров. После первого курса я был в упадке: приходил в школу, ни с кем не разговаривал. Думаю, многие поначалу это чувствовали. За первый год я убедился, что язык, которым я владею в фотографии, не работает. На лето я уехал в Прагу и там написал сценарий для своего первого видео.

Вернувшись на второй курс, я больше не занимался фотографией. Но при этом все равно остался в группе Мухина. Для меня Игорь всегда был важен, несмотря на то что он не мог давать советы относительно видео. Но со второго года я отчетливо понял, что именно хочу делать.

А друзья у тебя там появились?

Да. Внутри нашей группы с самого начала были очень хорошие отношения. Но если говорить именно о друзьях, то для меня это . По-моему, в первый же день он подошел и сказал: «Наверное, любишь кино?» И мы сразу друг друга поняли.

« Позиции», 2013, трехканальная видеопроекция, 22’44

Фильм «Позиции» - твоя дипломная работа?

Да. В тот момент в школе Родченко наш педагогический совет словно забыл про все формальности. От меня не стали требовать фотопроекта и поддержали тогда ещё первый вариант сценария «Позиций». Получалось, что технически делать монтаж, снимать, записывать звук меня никто не учил. Дальше я просто ставил перед собой задачи и старался последовательно их решать. Помню, что в какой-то момент, когда я решил, что это должно быть трехканальное видео, я проконсультировался у Алимпиева, и он на словах что-то мне объяснил. Мне нужно было поехать на Савеловский рынок, поговорить с какими-то ребятами, купить у нах видеокарту с тремя видеовыходами… На тот момент, хорошо, что мы хотя бы камеру умели включать.

Текст ты сам писал к «Позициям»?

Да, он во многом состоит из цитат. Тогда я смотрел очень много политического кино, и какие-то вещи застревали, оставались в голове. Для фильма был крайне важен язык, на котором говорят герои, и мне хотелось, чтобы этот язык был несколько архаичный.

Одновременно это было попыткой реабилитировать некую риторику, но в то же время я хотел поставить вопрос о языке как таковом. Почему герои используют лексику двадцатых или шестидесятых? Для меня это был открытый вопрос.

Когда это у тебя началось, твой интерес к политике?

Это произошло, когда я поступил в школу Родченко, мне стали интересны политтехнологии, а это связано с языком искусства, медиа. Потом я углубился именно в российскую политическую ситуацию. В это время я читал тексты Жоржа Агамбена, Жака Рансьера или ситуационистские тексты, например, Рауля Ванейгема «Революция повседневной жизни». Это удивительно поэтичная книга. Политические события в общем-то служат поводом для возникновения новой риторики, именно такой, которая адекватна этим событиям. Политика начинается с простых слов, которые ты используешь, как именно ты называешь какие-то вещи. В силу своего литературного образования, я оказался чуток к слову как таковому, его значениям, коннотациям. Мне, например, интересны политические дебаты. Произведение искусства всегда вскрывает какие-то другие уровни.

« Письмо» , 2012, одноканальное видео, 06’26

Твоя позиция - это позиция наблюдателя со стороны или активного изнутри, заинтересованного лица? Или тебе это неважно? Свою позицию ты хочешь транслировать?

Это вопрос о том, как быть художником и как быть активистом одновременно. Вопрос очень сложный и нерешаемый. Собственно, это игра в позиции. Никогда невозможно решить это до конца. И герои фильма не зря вспоминают Курбе - фигуру, в которой очень непросто совмещался художник и политический активист. Это невозможность говорить с одной и той же позиции.

Но есть же художники или поэты-активисты. Павел Арсеньев, Кирилл Медведев?

Да, вот первый, Арсеньев, мне правда интересен, но, возможно, его позиция слишком простая. Ведь всё сложнее.

Для тебе это просто? А Пусси Райот? Война?

Может, это и просто, но об этом сложно говорить.

То есть тебе интересен рефлексирующий, дистанцированный взгляд? Вот тот же Мухин, он же снимает демонстрации, митинги?

Мне важна позиция максимальной уязвимости. Моей личной уязвимости. Меня постоянно должно раздирать сомнение изнутри. В нашей ситуации, мне кажется, это единственно честная позиция. Мне, например, очень сложно защищать свой фильм. На «Позиции» правда очень часто нападают, и даже близкие друзья. Этот фильм люди очень по-разному понимают. А для меня это одновременность всего, здесь нет исключений, включено всё. Я не понимаю людей, которые видят в этом фильме просто иронию над ситуацией. Для себя я объясняю это так: мои герои произносят все эти слова, потому что и я их помню. И пускай местами это серьезно произносится, а местами это выглядит иронично.

Но это получается такая постмодернистская позиция.

Это сложный вопрос, потому что эта цитатность здесь не ради нее самой. Для меня важен не постмодернизм, он меня вообще меньше всего интересует. Это описание реалистичной ситуации, в которой мы находимся. И мы сами не знаем, как воспринимать то, что мы видим. Поэтому мы пользуемся шаблонами, накладываем привычные сетки и говорим, что это, например, модернизм.

Furgue (бегство), 2013, аудиоинсталляция, 20’20

У тебя при этом форма постмодернистская, а содержание - нет. И возникает такой диссонанс, мне кажется. И такой контрапункт, это может и хорошо.

Ну смотри, есть, например, Вирджиния Вульф, которая существует в своем времени. Но проходит лет шестьдесят и появляется некий художник, который делает работы про распавшиеся модернистские надежды, используя те же модернистские ходы. Он с этим работает как с историей. Это совсем про другое. Я вот не думаю, что делаю что-то постмодернистское, я думаю о различных травмах, в том числе и постмодернистских.

При этом ты пытаешься их преодолеть? Тогда получается, что травмпункт находится на территории того же постмодернизма. Заложничество такое.

Ну да - это про то, что если мы даже хотим выйти из постмодернизма, то иногда просто не можем.

При этом в твоих работах есть такие слои, когда медиум раскладывается на собственные составляющие: свет отдельно, отдельно звук, отдельно картинка. В «Позициях» же при этом очень аттрактивная картинка, она магнетизирует, по форме это почти Алимпиев. Это как в «Социализме» Годара: его можно смотреть без звука, потом уйти в другую комнату и слушать отдельно звук. И все это будет работать. У тебя нарочно такая красивая картинка, эстетская?

Да, но этот визуальный язык я сознательно здесь применял. Я хотел, чтобы герои были противоречивыми, чтобы они говорили языком другого времени, и при этом выглядели как мальчики и девочки сегодняшнего дня, чтобы они ели в Макдональдсе, танцевали в клубе, но на кухне обсуждали Третьякова, и чтобы это все было соткано из каких-то адских несостыковок, потому что все так и есть. Моя поэтика, она вся в травмах, в лакановско-фрейдистском ключе в том числе. Я такой невротик, - это по-моему типичное состояние современности. И эту травму, невротизм я пытаюсь передать, травмы разного уровня, травмы от модернизма, от постмодернизма, травмы от удара по роже на улице, от ситуаций.

Но получилось же слишком гладко при этом, переходы от цитаты к цитате не так заметны.

Да, человек может и не знать, что здесь вообще есть цитаты. Для меня главное, чтобы были видны эти несоответствия, анахронизмы.

« Интервью» , 2012, одноканальное видео со звуком, 1’23

Кто делал музыку?

Одну композицию мы нашли у группы Motherfathers. Нам понравились многие их работы, и мы с ними связались, попросили один трек для фильма, он звучит ближе к концу, когда герои находятся в ночном клубе. С ребятами мы и сейчас сотрудничаем. Дмитрий Пейч (вокалист Motherfathers) впоследствии написал трек ещё для одной видеоинсталляции. Сейчас мы с Яшей Веткиным снимаем полнометражный фильм, и я очень надеюсь, что Дима снова примкнет к проекту. Остальную музыку писал мой друг - Митрий Гранков, молодой композитор. Он играет в группе «Стол-Стул-Стены», но иногда делает и сольные проекты. Когда я монтировал «Позиции» он как раз записал небольшой альбом. Фильма он при этом не видел. Но это оказалась очень подходящая музыка, правильная тональность для фильма. То есть это тоже совпадение, нам повезло. Я не знал, какая будет музыка в фильме. Но с другой стороны у нашего фильма даже сценария сначала не было. Вернее, был эскиз. Мы начали по нему снимать, но ничего не получалось. И стало понятно, что нужен другой принцип работы. Перед каждой съемкой в ночь я писал одну или две сцены.

Сколько вы его снимали?

Восемь месяцев.

Где ты этих девочек нашел? Это твои подруги просто?

Это мои очень близкие друзья.

Сейчас ты что снимаешь?

Сверхкороткие видео. На разные темы, они как маленькие пьесы. В среднем их длительность около секунды.

Без названия (драцена), 2012, растение, глиняный горшок, опрыскиватель, емкость с водой, инструкция // Фото предоставлено автором

Скорее это отдельные произведения: «Молодость на марше» Педру Кошта, «Синдромы и столетие» и короткометражные фильмы Апичатпонга Вирасетакула, «Парень встречает девушку» и «Дурная кровь» Лео Каракса, «Мамочка и шлюха» Эжена Эсташа, «Мужское-женское» Жан-Люка Годара, около шести фильмов Хичкока, «Алфавит» Жиля Делеза, «Лекции о Прусте» Мераба Мамардашвили, книги Ноама Хомского, Мишеля Фуко…

Из художников моего поколения мне интересны Леша Корси, Евгений Антуфьев, Дмитрий Филиппов и Кирилл Макаров.

Из старшего поколения - Авдей Тер-Оганьян, Мухин, Пивоваров.

А из литературы - Мигель де Сервантес, Сэмюель Беккет. Сейчас я, к сожалению, очень редко читаю художественную литературу. Последнюю неделю перечитываю «Улисса» Джойса. Потому что этот текст связан с фильмом, который я делаю.

Из композиторов - Леонид Десятников, инди, но и поп-музыка меня тоже интересует, к примеру, я прослушал все альбомы Ланы Дель Рэй. Последнее мое открытие - это Нина Карлсон, такая питерская певица.

На что ты живешь, работаешь?

Сейчас я вернулся к родителям временно. Они меня поддерживают, хотя никак не связаны с искусством, местами им что-то даже нравится. Ещё я получил грант «Гаража» и пока трачу его на фильм. Бывает я делаю съемки интерьеров или еще что-то. «Триумф» последнее время очень помогает. Недавно - «Премия Кандинского».

Может я забыла ещё что-нибудь спросить?

Да нет, вроде. Всё.

Фрагменты видео из проекта «Московский дневник», 2013–2014 // Фото предоставлено Евгением Гранильщиковым

Фрагмент видео «Сладкие сигареты», 2013 // Фото предоставлено автором

Фрагмент серхкороткого видео That Sounds Scary, 2013 // Фото предоставлено автором

Фрагмент видео «Фобии», 2014 // Фото предоставлено автором

Евгений Гранильщиков — один из самых титулованных молодых художников: в его арсенале есть премия Кандинского, гранты Музея современного искусства «Гараж», международные кинематографические и художественные фестивали. Он привносит кинематографические приемы в искусство, стирая грань между видеоартом, кинематографом и клиповой культурой, а также ядовито иронизирует над инертностью художественной тусовки.

Родовые черты его фильмов-зарисовок, которые, как правило, оказываются вписаны в тотальную инсталляцию из графики, фото и видео, — фрагментарность и рассинхронизация — примерно те же, что поселились в головах его ровесников, того самого поколения Y.

Пресс-служба «Винзавода»

«Последнюю песню», вновь сконструированную из нескольких блуждающих сюжетов с едва уловимыми очертаниями, показывают на двух экранах, которые окружены несколькими фотографическими сериями работ. Она представляет собой симбиоз сценок, выхваченных из повседневной жизни, игрового кино и вклинивающихся в повествование скетчей. Нечто подобное можно было увидеть в работе Гранильщикова «Позиции», которая выставлялась в «Манеже» в рамках цикла выставок «Большие надежды». Ее герои,

красивые и встревоженные молодые люди, которые могли бы появиться, скажем, в фильме , говорили о невозможности какой бы то ни было политической вовлеченности в жизнь общества — ни для поэта, ни для гражданина.

Пресс-служба «Винзавода»

Теперь же Гранильщиков вытеснил политику в цифровую реальность: распрощавшись с большими надеждами и вписавшись в новую, предложенную «Винзаводом» концепцию прощания с культом молодости, его герои разговаривают на фоне неумолкающего новостного потока, то встраиваясь в него, то, наоборот, отдаляясь. Даже вполне будничная жизнь оказывается, таким образом, подчинена актуальной повестке, и это напряжение очень отчетливо чувствуется. Схожее ощущение тревоги и изначальной травмированности мира оставляют после себя фильмы , у которой Гранильщиков, очевидно, перенимает некоторые формальные приемы. Есть только одно существенное отличие:

Пресс-служба «Винзавода»

Гранильщиков любит снимать красиво, порой до полной эстетизации.

Родился в 1985 году в Москве. Окончил Институт журналистики и литературного творчества по специальности «фотожурналистика» (2009) и Московскую школу фотографии и мультимедиа им. А. Родченко (мастерская Игоря Мухина, 2013). Участник лонг-листа Премии Кандинского-2012 в номинации «Молодой художник. Проект года». Живет и работает в Москве.

Сюжет фильма «Позиции» раскручивается вокруг трех политических активистов. Александр, Вероника и Анна живут в просторной сталинской квартире, занимаются теорией, изучают политические тексты и критикуют технологии современной власти. Отношения внутри группы меняются, когда Александр, который является еще и художником, неожиданно собирается ехать в Вену. Это расценивается остальными как предательство. Его поступок дает повод подробно проговорить политические позиции каждого из героев и вернуться к вопросу о роли художника в ситуации политической неустойчивости.

Фильм демонстрируется в виде трехэкранной инсталляции. Сюжет поделен между экранами так, что на первом происходит начало истории, на втором серединная часть, а на третьем - ее завершение. Это не столько способ разрушить повествование, сколько попытка переосмыслить структуру нарративного видео. Приоритетом является работа с инсталляционной формой.

Деконструкция появляется и на уровне содержания: различные кинематографические манеры, стили съемки подчеркивают временную неоднородность. А диалоги, которые произносят герои, являются цитатами, взятыми из различных теоретических текстов и фильмов. Несмотря на столкновение контекстов и языков, принадлежащих разным эпохам, перед зрителем разворачивается последовательная история, в которой вопрос о современности остается открытым.

04/04/2014
Беседовала Елизавета Боровикова

Кажется, что для художника Евгения Гранильщикова не существует границ реального времени: едва окончив Школу Родченко, он в том же 2013 году получил Премию Кандинского, в лонг-лист которой попадал ещё за год до этого. Выйдя на сцену, он сказал тогда: «От волнения я забыл все слова, но я их все равно не готовил, так что вы ничего не потеряли». С тех пор Евгений успел поучаствовать во многих выставочных проектах, а зимой в престижном московском «Манеже» прошла его персональная выставка «Что-то будет потеряно». На сегодняшний день он является одним из самых перспективных и успешных молодых московских художников в области видеоарта. Гранильщиков - из тех, кто относится к своему творчеству одновременно как к основной профессии, образу и смыслу жизни. В то же время он отнюдь не витает в облаках и создает очень актуальные и злободневные работы, остро реагируя на современный контекст. В своём интервью Arterritory Евгений рассказал о своих прошлых проектах и о том, что ему предстоит сделать в ближайшем будущем.

ОБ ОБРАЗОВАНИИ ОБЯЗАТЕЛЬНОМ И ДОБРОВОЛЬНОМ

Выбора профессии у меня особого не было, как у человека, который ничего, помимо искусства, делать не хочет. Я уверен, что художники умеют всё, просто чем-то не хотят заниматься. Но стал я художником довольно случайно. Сначала я думал о профессии архитектора. Мне повезло, и в МАРХИ я не поступил, благодаря чему получил другую профессию - мультипликатора. Затем я увлёкся фотографией, учился на журналиста и позже попал в Школу Родченко. Уже на первом курсе я понял, что не хочу заниматься только фотографией, возможно, даже совсем не хочу ей заниматься. И поскольку к тому моменту у меня был некоторый опыт в анимации, я перешёл на видео. На данный момент у меня есть три диплома, но я постоянно занимаюсь самообразованием. Образование, которое я получил, стало хорошей базой для того, чтобы заниматься искусством. Например, в семнадцать лет я учился классической музыке и звукозаписи, а сейчас эти навыки неожиданно оказались необходимыми.

О ПОЛИТИКЕ И ГУСТАВЕ КУРБЕ

Я понимаю определение «политический» довольно широко, искусство, несомненно, - это политическое занятие. Не обязательно говорить в своих фильмах о политике прямо. Но художник изначально является фигурой публичной, таким медийным персонажем, который постоянно оперирует смыслами, доставая одни из них и погружая другие во тьму времени. К примеру, если я сейчас начну снимать фильм о Мандельштаме, это будет абсолютно политическая работа, поскольку я актуализирую некое поле смыслов, которое начнёт взаимодействовать с современным контекстом. Сейчас я снимаю фильм на телефон. Это довольно поэтичный и политический фильм, короткометражная экспериментальная вещь. Это не кино в том смысле, в котором мы его привыкли воспринимать: в нём нет, например, сценария. Этот фильм находится на границах документального и игрового кино и развивается стихийно, меняясь согласно траектории жизни, он состоит из образов, которые наслаиваются друг на друга, как в барочной музыке. Там есть прямые разговоры о политике, но это вовсе не главное. Я подхожу к отснятым материалам как антрополог, которого интересуют жесты людей, поступки, движение, речь. Я пытаюсь зафиксировать те изменения, которые происходят с человеком сегодня, и передать ощущение времени. И тут многое связано с языком самого видео, который тоже постоянно меняется. Ведь я снимаю фильм на телефон, что тоже является жестом. Но всё это не должно скатиться до дневниковых заметок. У фильма было рабочее название, к которому я, может быть, ещё вернусь, - «Похороны Курбе». Густав Курбе был, как известно, предвестником модернизма и первым реалистом. У него есть картина, которая называется «Похороны в Орнане», это город, в котором он родился. То есть название одновременно отсылает и к картине, и к его собственной смерти. Курбе - политический художник, фигура, которая мне всегда была интересна. Но скорее всего, фильм будет называться как-то иначе.

О «МАНЕЖЕ» И ПОЖАРНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

«Манеж», несомненно, был вызовом в плане выставочного пространства. Моей задачей как художника было максимально его объединить и сделать выставку как своего рода квест. Важно, чтобы между работами были рифмы, чтобы зрители, смотря одну работу, могли подумать о другой, а иногда даже, находясь в одной видеоинсталляции, слышать другую. Я решил поставленную задачу, но пространство «Манежа» было одним из самых тяжёлых, с которыми я работал. «Медиа АртЛаб» - это прогрессивная институция внутри не очень прогрессивного «Манежа». Они сами от этого страдают, это отнимает много сил. В день открытия манежной выставки пришли пожарные, которые сказали, что лампочки в инсталляции «Fugue» висят слишком близко к стене. Мы попросили их оставить хотя бы в день открытия, и они ушли. Но в следующие дни лампочки больше не висели, и зрители в итоге не видели работу в том виде, в котором она была задумана. Есть правила пожарной безопасности, которые вообще-то и мне неплохо бы знать. Но проблема в том, что эти лампы висели с первого дня монтажа. А пожарные попросили их снять за два часа до открытия выставки.

Кадр из видеоработы «Позиции», за которую Евгений Гранильщиков получил Премию Кандинского

О «ГАРАЖЕ», ВЕЧНОЙ МЕРЗЛОТЕ И КОМНАТНЫХ РАСТЕНИЯХ

Сейчас я получаю стипендию «Гаража» и часто с ними работаю. Год назад они делали большую выставку «Зачарованный странник» в городе Анадырь, которую курировал Андрей Мизиано. Когда Андрей предложил мне принять участие в выставке, меня сразу заинтересовал локальный контекст. Я никогда не был на Чукотке и совершенно не представлял себе, как выглядит её столица. Андрей подробно рассказал мне о ландшафте, музее и социальной ситуации. В этот момент он не требовал от меня создать какую-то работу, просто попросил подумать обо всём. Где-то на третью встречу я предложил несколько идей. В конечном итоге мы остановились на одной из них. Моей работой для выставки стал мой комнатный цветок - драцена. Я отправил её в музей с инструкцией полива и опрыскивания. Предполагалось, что местные жители, посетители музея, будут за ней ухаживать. А через месяц драцена вернётся домой. Зрители восприняли этот символический жест правильно и ответственно подошли к делу. Для этой работы важна и история доставки: ведь перевезти живое растение зимой, через всю страну, не самая простая задача. Когда я думаю о смысле этой работы, я представляю весь этот путь от моего дома до музея в Анадыре. Андрею пришлось провозить цветок в самолёте ручной кладью и это тоже стало частью работы. В результате эта работа оказалась совершенно понятной тем людям, которые пришли на выставку.

«Бегство» - это звуковая инсталляция, воспроизводящая аудиально несуществующий фильм 1946 года. Сценарий был написан автором в логике голливудского послевоенного кино. В нём рассказывается о двух главных героях, приехавших в Рио. История построена на звуках, диалогах, а также на характерной для кино этого времени музыке. Каждая сцена имеет своё акустическое звучание, благодаря чему становится понятно, где происходят те или иные события. Инсталляция основывается на двусмысленной природе звука, из-за чего становится невозможно или, во всяком случае, трудно однозначно интерпретировать некоторые сцены. Сама инсталляция представляет собой небольшой кинозал. В тусклом освещении мы видим ряды красных кресел, но видеоизображение, экран и проектор отсутствуют. Акустическая система располагается так, что мы оказываемся внутри разворачивающегося сюжета, и все звуки - голоса, шум машин, гудение улицы - воздействуют на наше воображение. Полную аудиозапись инсталляции можно услышать .

ЕЩЁ НЕМНОГО О «ГАРАЖЕ», КУРАТОРАХ И ГРАНТАХ

Я без особых надежд подавал заявку на стипендию «Гаража». Это грант для поддержи молодого российского искусства. Он даётся на год, и при хорошем стечении обстоятельств, то есть успешной творческой деятельности художника, его могут продлить и на следующий год.

Андрей Мизиано и Юля Аксёнова из «Гаража» - это люди, с которыми мне интересно работать, с которыми у меня возникает интенсивный диалог. Я довольно скептично отношусь к ситуации, когда куратор просто берёт твою работу на выставку для реализации своей концепции. Такое, конечно, имеет место быть, но я всё чаще отказываюсь от подобных предложений. Для меня принципиально важно, чтобы с куратором складывались особые отношения, провоцирующие меня на работу и даже, возможно, нарушающие мою привычную логику. На эту тему была одна хорошая история с Машей Годованной, которая в какой-то мере заставила меня пересмотреть свою позицию. Мы были незнакомы, и я получил от Маши письмо с предложением участвовать в её проекте. По привычке я отказался, написав небольшое вежливое письмо. Но вслед за этим отказом у нас началась переписка. В итоге я согласился на участие и позже приехал в Питер, где мы познакомились уже лично.

ОБ УСТАЛОСТИ И ИНОСТРАННЫХ ХУДОЖНИКАХ

Часто, когда я сталкиваюсь с зарубежными выставками, у меня появляется стойкое ощущение, что я смотрю на искусство, переживающее серьёзный внутренний кризис. Почему-то я склонен связывать этот момент с чётко сформированной системой образования в сфере современного искусства и рынком.

О ХУДОЖЕСТВЕННОМ РЫНКЕ И ЗАРПЛАТЕ ХУДОЖНИКА

Галерея «Триумф» - это коммерческая галерея, у которой много некоммерческих проектов. Они прекрасно понимают, что, в ближайшее время не продадут ни одной моей работы. Выставка в «Манеже» без них вряд ли была бы возможна. То, что я делаю, не приносит и мне никакой прибыли, но пока это меня устраивает. Но что меня точно больше не устраивает - это когда тебе не платят гонорар за участие в выставке. Я принял решение больше не участвовать в проектах, которые не предполагают гонорара. Всё-таки это моя основная работа, вся моя жизнь с этим связана. Гонорар может быть любым, но он необходим как знак уважения к моей работе.

Перед выставкой в рамках цикла «Прощание с вечной молодостью» художник рассказал о том, чего хочет «сетевое» поколение Y - люди, родившиеся в 1980-х годах и глубоко вовлеченные в цифровые технологии, - представителем которого он является

Евгений Гранильщиков. «Автопортрет»

Медиахудожник Евгений Гранильщиков делает из музеев и выставочных залов кинотеатры, объединяя экспериментальные фильмы, а также снимки и графику в нечто, напоминающее киноленту. В следующем году лауреат Премии Кандинского, успевший поучаствовать в нескольких международных кинофестивалях, собирается выходить в большой прокат. Убедиться в серьезности его намерений можно на его персональной выставке «Последняя песня вечера», которая откроется на «ЦСИ Винзавод». 7 июня в рамках цикла «Прощание с вечной молодостью».

Справка

Евгений Гранильщиков , 31 год. Выпускник Лицея анимационной кинематографии, Института журналистики и литературного творчества, Школы Родченко. Лауреат Премии Кандинского (2013), финалист премии «Инновация» (2014, 2015), премии Международного кинофестиваля в Висбадене. Персональные выставки художника проходили в ЦВЗ «Манеж» и Мультимедиа Арт Музее. Участник XXXVII Московского международного кинофестиваля, Московского международного фестиваля экспериментального кино (MIEFF), фестиваля арт-кино Kino der Kunst. Занял третье место в рейтинге самых заметных молодых художников России по версии The Art Newspaper Russia.

В названиях «Последняя песня вечера», «Прощание с вечной молодостью» чувствуется печаль, меланхолия. Связан ли новый фильм с вашими предыдущими работами?

В некотором роде да, все мои работы связаны. На выставке будет представлена инсталляционная версия «Последней песни вечера», а полностью фильм будет готов к началу августа. То, что мы увидим на выставке, — это двухканальная видеоинсталляция, которая по длительности не превышает 15 минут. На первом экране видео будет заканчиваться примерно на минуту раньше, чем на втором, раз за разом картинка будет смещаться, и мы сможем наблюдать различные сочетания сцен. Еще на выставке будет графика и две серии фотографий.

О чем или о ком этот фильм?

О поколении Y. На самом деле мне было сложно как-то емко, без цифр обозначить сегодняшнее поколение. Были 1990-е, 2000-е, теперь середина 2010-х. К этому времени мое поколение созрело для того, чтобы точно понимать, в какой стране мы хотим жить, а в какой нет. На кону вопрос о нашей политической зрелости. И неслучайно именно мое поколение сталкивается с последовательной борьбой против него государственных структур, талантливые люди чувствуют себя за бортом истории. Лично я настроен делать нашу страну лучше, но нынешняя система слишком далека от всех этих идеалистических взглядов. Фильм, он в том числе и об этом.

Евгений Гранильщиков. Кадр из фильма «Последняя песня вечера». 2017

Вы никогда не хотели стать политическим активистом?

Если политический активист — это политически активный человек с внятной позицией, то я им, несомненно, являюсь.

Скажите, можно ли видеоряд без хронологии и сюжета назвать фильмом? Как у вас идет производство?

На первую часть вопроса я сразу могу ответить, что да, несомненно, можно. Современное кино имеет настолько разнообразные формы, что этот вопрос кажется немного атавистическим. Кино сегодня определяется режимом просмотра, а не формой, длительностью и содержанием. Но это если очень кратко. И боюсь, не совсем точно.

Что касается «Последней песни вечера», то производство этого фильма было для меня необычным. Несмотря на то что изначально мы собирались снимать в тесной компании друзей и со скромным бюджетом, фильм оказался самой дорогой на данный момент из всех моих работ. Он обошелся мне в более чем €12 тыс. Половину этой суммы выделил музей «Гараж», за что я безмерно им благодарен.

Как вы работает с актерами в своих фильмах?

Чаще всего участники моих фильмов не актеры. По крайней мере в «Последней песне вечера». В нем есть три героя, один из которых — я сам, и уместнее было бы назвать нас перформерами. Мы документировали нашу повседневную жизнь, вплетая в нее игровое кино. Каждый день начинался с обсуждения новостей, это снималось на камеру. Позже структура мутировала, хотя бы потому, что все было построено на человеческих отношениях. Если мы, к примеру, ссорились или переставали друг друга понимать, то съемки отменялись, все затягивалось. Конечно, это было тяжело — полтора года работать в таком неясном, туманном, импровизированном режиме. Но, на удивление, в фильме отсутствует эта неясность. Наоборот, все предельно ясно. А методов работы много. Редко когда у меня есть что-то похожее на сценарий, чаще это импровизация. Бывает еще так: я записываю чей-то случайный монолог на телефон и позже перерабатываю его, превращаю в текст для фильма.

Вы следите за тем, как развивается экспериментальное кино за рубежом?

Нет, как ни странно, я не слежу за этим. Я больше обращаюсь к истории искусства. Например, к классической живописи. На работу меня чаще настраивает что-то из прошлого, нежели какие-то современные коды. А больше всего меня провоцируют тексты. Я читаю много кинокритики. Что-то есть внутри текста, что для меня иногда важнее, чем сам фильм. Хотя если говорить о кино, то из современных режиссеров я бы выделил Альберта Серру.

Герои в ваших фильмах, например в «Призраке», много говорят о специфике монтажа и построении повествования. Что вы сами думаете об этом?

Иногда монтаж может занимать столько же времени, сколько съемки. Сначала я располагаю на тайм-лайне ключевые сцены фильма. Долго на это смотрю. Слежу за ритмом и скоростью, за сочетанием планов. Думаю, это немного похоже на конструктор. Потом хожу по квартире, вспоминаю, что когда-то снял подходящую сцену и она может быть использована сейчас. Но это не математика. Ты можешь совершить ошибку. Если мы говорим о «Похоронах Курбе», Unfinished Film — эти фильмы собраны идеально, хотя возникает впечатление, что все это случайность. Политическая история получается в них не потому, что кто-то говорит о политике, а потому, что фрагменты совершенно точно следуют друг за другом, есть логика фильма.

Фейерверки и конфетти — запоминающиеся образы, которые вы часто используете. Для вас они имеют какую-то символику? Вы ищете места, где что-то празднуют, или сами все организуете?

Нет, не имеют. Вернее, мне сложно это как-то прокомментировать. Просто я не могу избавиться от этого образа. Чтобы его воплотить, я провожу огромную работу: долгое время выбираю фейерверк, смотрю, как он разлетается. Все это нужно протестировать, чтобы в итоге сделать мимолетный, пятисекундный кадр.

Евгений Гранильщиков. Кадр из фильма «Без названия» («Часы»). 2017

Говорят, вы уехали из Москвы?

Это все слухи. Я же здесь! На самом деле работать можно везде, просто в последнее время я устал от здешней художественной тусовки. Мне тяжело общаться с людьми, особенно с художниками. У меня и сейчас плохое настроение, потому что я вчера разговаривал с художниками.

О чем?

О самых простых вещах. Не об искусстве же! Недавно обсуждали магический реализм и произведения Салмана Рушди, программирование и скейтбординг.

Это заблуждение, что видеоарт не продается. Может быть, наши русские музеи покупают фильмы и видеоработы в десятки раз меньше, чем европейские, но, надеюсь, так будет не всегда. Я бы не сказал, что мои видео редко покупают. Просто их производство довольно дорогое, и стоят они соответственно. Только за последний год три моих видеоработы оказались, например, в собрании Музея современного искусства в Антверпене, а еще одна — в частной коллекции в Нью-Йорке. С фотографией было все несколько хуже, но тоже приемлемо.

А как ваши работы попадают на кинофестивали?

Если честно, я никуда не отправляю свои фильмы, я довольно ленивый. Обычно мне пишут люди, которые занимаются отбором. Но именно так все и должно быть. Ты снимаешь фильмы, а отборщики их находят. Это их работа, а моя — снимать.

Есть ли у вас какие-нибудь новые идеи, что хотелось бы воплотить?

Я хотел бы воплотить идею «неплохо бы отдохнуть от полутора лет съемок и производства других работ».